Багряный декаданс
Шрифт:
И все, больше здесь не было абсолютно ничего. Скромная обитель Ша-Сура на фоне этой маленькой жалкой тряпичной хижины выглядела едва ли не царским дворцом. Мне внезапно подумалось о том, насколько скромно живут все эти люди. Насколько тяжела их жизнь, и какими ежедневными трудностями наполнена. И сколько требуется мужества и силы духа, чтобы жить вот так. Может быть поэтому я не ощущала в большинстве из них никаких эмоций, никакой жизни, ни света, ни тьмы. Одна сплошная безнадега и серый шум, как шумит в голове, когда становится плохо. Ша-Сур выделялся на их фоне —
— Шай-Лея, — тихо позвал Ша-Сур едва приблизившись к постели, на которой лежала очень маленькая старушка, высохшая до такой степени, что казалось будто на костях, обтянутых пергаментной кожей вовсе не осталось мышц. Длинные седые волосы, вернее, то, что от них осталось, были заплетено в тонкую косу, больше напоминающую крысиный хвостик. Голова старушки покоилась на подушке, такой высокой, что из-за неё женщина практически сидела. Плотное лоскутное одеяло, сшитое из бесчисленного множества маленьких разноцветных кусочков, укрывало её по самое морщинисто горло, так, что было видно лишь край белой рубашки. Здесь же, у изголовья устроился и Анзу, поглядывая на женщину и так, и эдак, с любопытством вертя головой.
Услышав голос главаря наемников, старушка вздрогнула и подняла веки, на которых не осталось ресниц. Брови также отсутствовали, что лишь усиливало жуткое впечатление.
— Ша-Сур, — проговорила она скрипучим голосом. — Ты здесь…
— Я привел к тебе ту, которую ты ждала, — опустившись на колени перед топчаном, он широким жестом указал на меня. Я вопросительно глянула на Инсара, не зная, следует ли нам последовать примеру бородача. Но тот не спешил падать женщине в ноги, возвышаясь позади меня, а когда я попыталась присесть, решительным жестом вернул меня обратно, вынудив избежать коленопреклонения.
Женщина медленно растянула тонкие морщинистые губы в беззубой, демонстрирующей бледные десна, улыбке и перевела взгляд водянистых глаз на меня.
В этот момент стало очевидно.
Она не видела.
Абсолютно ничего.
Шай-Лея была полностью слепой.
— Наконец-то, — с облегчением выдохнула она. — Я ждала… Я так долго тебя ждала.
И потянула ко мне морщинистую конечность, такую хрупкую, что мне стало страшно. Вдруг она сломается под собственной тяжестью?
— Дай ей руку, — приказал Ша-Сур.
Преодолевая внутреннее сопротивление, я аккуратно прикоснулась к пальцам женщины. Они были узловатыми, тонкими и сухими. Я будто трогала опавшую листву, сброшенную деревьями в преддверии затяжной, суровой и мглистой зимы.
Но старушка оказалась неожиданно сильной, она вцепилась в мою ладонь с рвением борца, решившего во что бы то ни стало повалить своего противника на спину и упасть сверху.
Я не успела ничего сделать — ни возмутиться, ни заорать, ни попытаться вырваться. Потому что нагрянуло оно.
Это ощущение.
Я уже не я.
А нечто большее, всеобъемлющее. И одновременно — нечто меньшее, что-то, что неспособно сопротивляться, оказавшись перед лицом судьбы…
…Я стояла на взгорке, а передо мной расстилались нескончаемые в своей широте неведомые дали. Справа чернела сырая, рыхлая земля, совсем недавно вскопанная. Эта земля показалась мне неожиданно прекрасной, она будто бы манила к себе, приглашая погрузить руки в податливую почву, которая только и ждала, когда же её засеют. Чтобы под согревающим ласковым солнцем заколосились богатые колосья, тяжелые и полноцветные. Напитанные той силой, что была первозданной, порождающей и созидающей. Эта земля была символом всего того, за что стоило бороться — плодородия, спокойствия, свободы, будущего.
Слева все было усеяно исполинскими камнями, чьи острые вытянутые края создавали впечатление каменного леса. Преодолевая все препятствия, справляясь с почти невозможным, сквозь камни пробивалась, тянулась к солнцу, редкая трава и совсем уж неприглядные растения, которые использовали каждую трещинку, лишь бы увидеть свет. Эти бледно-зеленые побеги были тонюсенькими, чахлыми, но в них было самое главное — в них была жизнь.
Позади нас, где-то очень далеко, у самой линии горизонта блестела синяя гладь, над которой периодически поднимались пенные гребни волн. И если прислушаться, можно было расслышать протяжный глубинный рокот, задорный переплеск, шум прибоя у подножия неприступного утеса, шепот свежего бриза и скрип корабельных снастей.
— Там, — проскрипел старческий голос, и рядом со мной проступил образ старушки-вещуньи, которая указала в противоположную от моря сторону.
Туда, где полыхал пожар, окрашивая небо в багрово-оранжевые оттенки, венчающиеся густым черным дымом. Неистово горел город, пылал буквально каждый дом, каждый задворок, из каждого окна вырывались прожорливые языки пламени. Я не знала, что это был за город и почему мне вдруг стало так тоскливо, что защипало в носу, но была уверена в одном — там, в огне и в дыму погибали мирные жители.
Глядя на масштаб катастрофы с безопасного расстояния я понимала, с ужасом и болью… погибнут почти все.
— Ты все правильно поняла, — проговорила Шай-Лея.
— Это вы? — сорвался у меня с губ вопрос, который вертелся на языке долгое время. — Это вы были той служанкой, которая помогла моей маме спастись из замка Луана?
— Да, — медленно кивнула женщина, рассматривая горящий город.
Нас окружал вполне мирный пейзаж, который вступал в такой резкий диссонанс с происходящим там, в далеком городе, почти скрытом от нас занавесью черного зловещего марева, что замирало сердце.
— Но почему вы выглядите… так? — я не смогла подобрать правильных слов. — Вам же не так много лет, чтобы…
— …чтобы быть развалиной? — договорила за меня старушка и неприятно, как-то квакающе, рассмеялась. — Ничего, называй вещи своими именами, девочка, я — практически ходячий мертвец. Это, — она указала на свое дряхлое тело, — плата за дар, который я обрела вопреки правилам. Потому что за все приходится платить…
— Что это? — задала я следующий вопрос, потому сама Шай-Лея, погрузилась в молчание. — Что это горит там?