Бахмутский шлях
Шрифт:
Пока Яшка рассматривал солдата и думал, как ему быть, тот вдруг оттаял и добавил:
— Из Вологды я, — и, прихрамывая, опираясь на палку, заковылял во двор. В глубине двора сооружен четырехугольник из скамеек, в центре вкопанное до половины ржавое ведро. На шесте фанерка: «Место для курения». Солдат бросил окурок в ведро, присел на скамейку.
— Иди, посидим дак… — Он смахнул что-то невидимое со скамьи, хлопнул по ней ладонью, приглашая: — Земляков ищешь?
— Брата, — Яшка обрадовался разговору, поспешил
— Нет, это не госпиталь.
— А почему в бинтах?
— Раненые, дак вот и в бинтах. Выздоравливающие потому… Может, и здесь твой брат. Из разных госпиталей сюда направляют. Фамилия как его?
— Воробьев.
Пожилой, медлительный солдат вдруг встрепенулся, удивленно взглянул на Яшку, взглянул как-то недружелюбно, но сказать ничего не успел: отвлек появившийся из-за угла дома юркий белобрысый солдатик. Шинель расхлыстана, пилотка на макушке, безбровый, он воровато оглянулся по сторонам, подмигнул и юркнул в дверь.
— Погодь, — остановил его Яшкин собеседник. — Наработал дак?..
— А тебе какое дело? — выглянул тот из двери. — В колхозе я и до войны наработался, а сейчас я военный, притом — раненый. Понял? Есть две дырки под носом и посапывай. Понял?
— Понял дак… — проворчал пожилой, — Брат вот к Воробьеву, — кивнул он в сторону Яшки и отвернулся, недовольный.
— К Воробью брательник? — удивился белобрысый, дурашливо раскрыв глаза и рот, и, не выходя из дверей, поманил Яшку: — Топай сюда, он дома.
Побежал Яшка, не помня себя от радости. Бежит, а сам не верит — неужто нашел брата? Сердце колотится, дышать даже мешает. Схватил белобрысый Яшку за плечи, втиснул из сеней в комнату, прокричал:
— Эй, Воробей! Ты что же не встречаешь — тебя братуха ищет.
С трудом рассмотрел Яшка в полумраке большую, без перегородок, комнату: на средине печь с широкой кирпичной трубой, уходящей в потолок, вдоль стен на полу соломенные постели, подбитые снаружи досками, чтобы солома не растаскивалась. Пол чисто вымыт — пахнет сырыми досками. От волнения не сразу увидел, как из-за печи вразвалку вышел рыжий парень, одетый в просторный немецкий маскировочный халат. В зеленых и коричневых разводах, пятнистый, будто пантера, парень зарычал на белобрысого:
— Чего каркаешь, спать людям не даешь?
— Так вот же братушка твой, не узнал? — юлил белобрысый, а сам щупал Яшкин вещмешок. — И гостинчик принес, баночки какие-то, похоже — тушеночка. А?
Рванул в сторону вещмешок Яшка, попятился: нет, не Андрей то…
— Да ты подожди, толком говори, — рыжий вышел на середину комнаты, расставил ноги в широких шароварах. — В чем дело?
— А что, разве ошибочка вышла? — заглянул Яшке в лицо белобрысый. — Ну, ничего, садись. Доставай шамовку. А то тут задавили пшеном да кукурузным хлебом. Мама, наверное, что-то испекла? — Он приложился носом к вещмешку, потянул воздух и, зажмурившись от удовольствия, пошел навстречу рыжему: — Ей-богу, тушенка!
— Продаешь, что ли?
— Не-е… Самому солдаты дали, — проговорил Яшка и отступил к порогу.
В комнату вошла женщина:
— Чи есть хю? — спросила она, ставя на пол корзинку. — Може, семечок хто хоче купить, або шматочек сала?..
— Сало? — подскочил к ней белобрысый. — А ну, показывай, бабка, сало? Какое оно?
Яшка направился к выходу, рыжий остановил его:
— Куда же ты? Подожди, разговор не кончен. — И к старухе: — Ну, где сало? Не бойся, показывай, тут все свои.
— А чего мне бояться? — заверещала женщина, поправляя платок: — Не краденое — свое. Последний шматочек, от германца сховала, а теперь гроши треба одежу купувать. — Она вытащила из-под семечек в белой тряпке сало, развернула бережно, положила на ладонь.
— Сколько? — спросил рыжий.
Она сказала.
— Дорого, — проговорил тот, а сам уже полез в глубокий карман. — Может, уступишь?
— Да как же, сыночки?.. Гроши треба…
— Ну ладно, — он отсчитал ей деньги. — А самогонки нету?
— Нема, — отмахнулась женщина и обиженно добавила: — Шо я, спекулянтка, чи шо?
— Ладно, ладно… Давай, бабка, уматывай побыстрей. Салом тоже тут не разрешают торговать — не базар, сама знаешь. Увидит начальство — попадет.
Женщина быстро завернула деньги в платочек, сунула за пазуху и торопливо ушла.
— Ферштейн? — рыжий потряс на ладони кусок сала — и к Яшке: — А ты чем торгуешь, я так и не понял?
— Ничем, — пожал Яшка плечами. — Брата ищу…
— Клоун, а при чем тут я? — Он обернулся к белобрысому, сверкнул на него сердитыми глазами.
— Воробьева спрашивал… — залепетал тот, хихикая. Развел руки в стороны, присел, как индийский божок, оскалился.
«И правда, клоун, — подумал Яшка, — как дурачок… А может, он контуженый?..» — и от этой догадки стало Яшке не по себе, будто он обидел человека.
МАРОДЕР
Пока разговаривали, из сеней донеслись голоса:
— Товарищ майор! Шестой взвод находится на работе — на очистке зерна. За время моего дежурства никаких происшествий не произошло. Докладывает дневальный Бляхин.
— Вольно. Значит, никаких происшествий? Плохо дневалишь, Бляхин.
— Никаких дак… — не совсем уверенно возразил Бляхин.
Услышав голос майора, Воробьев бросил Клоуну сало, приказал:
— Прячь и рви когти, — а сам быстро сунул в болтавшуюся на шее марлевую петлю левую руку, правой подхватил ее под локоть, сделал страдальческое лицо.