Бахмутский шлях
Шрифт:
Взял Яшка нож, повертел его в руках, проговорил:
— Спасибо… — и положил в карман.
— Ну вот, теперь ты всем необходимым снабжен. Пошли к коменданту, — сказал лейтенант.
Комендант, веселый дядька в капитанских погонах, был очень похож на Чапаева — усы и глаза точно такие же. Капитан это знал, гордился этим и старался походить на Чапаева и своими манерами разговаривать, ходить, размахивать руками. Бравый был капитан.
— Эй, Федька! — обращался он к ординарцу. — Скачи на восьмой путь и разыщи начальника эшелона. Что ж он не
— Бегу, Василий Иванович, бегу! — козырял солдат и мчался на восьмой путь.
— Ишь, злодей… — добродушно ворчал ему вслед капитан, — Чапаем зовет меня. Ну, Чапай так Чапай, я не против. Верно, вояка? — обратился он к Яшке.
Яшка кивнул.
— Вот то-то и оно! Эх, мальчишки, мальчишки, и вам война не дает покоя. У меня такой же в Иванове с матерью остался… — И у капитана глаза погрустнели, стали задумчивыми.
— Ладно, сынок, потерпим еще малость, скоро война кончится: разок рванем — и в Берлине! Будь уверен.
Лейтенант ушел, крепко пожав на прощанье Яшке руку. Это была первая Яшкина военная разлука с людьми. Он не знал еще, что на войне это обычное явление, что такое расставанье не самое тяжелое. Бывает — встретились, сдружились, а вскоре смерть уносит товарища. И это уж действительно — навсегда.
Но для Яшки и такое расставанье было большой потерей.
— Ну, что голову повесил? — спросил капитан и ласково погладил Яшкины вихры. — Не надо. Ты молодой парень, твоя жизнь впереди!
— Да я ничего, — пробормотал Яшка, сжимая в кармане драгоценный подарок. Ему захотелось достать нож и рассмотреть его как следует, хотя он не раз пользовался им еще в вагоне, но постеснялся и, чтобы не соблазнять себя, вытащил руку из кармана.
УГРЮМЫЙ ПОЛКОВНИК
До Львова Яшка ехал с майором в кузове грузовика. Суровый, задумчивый майор почти не разговаривал, все о чем-то думал и бил себя по коленке, а потом тер ушибленное место ладонью. Яшка побаивался майора, хотя тот и заботился о нем по-отечески: укрыл от ветра плащ-палаткой…
Не выдержал Яшка, спросил:
— У вас нога болит? Вы в госпитале были?
— Нет, сынок, сердце болит! Дома я побывал… — майор ударил кулаком себя по коленке, встал. Оставил Яшку одного под плащ-палаткой, сам лег грудью на кабину, подставил лицо зябкому ветру.
Яшка больше с ним не заговаривал.
Во Львов они приехали рано утром. Дома разрушены. Обуглившиеся стены, искореженные балки, кучи развалин и будто ни одного целого дома в городе.
Майор не обратил внимания на развалины — он их видел раньше, кивнул Яшке.
— Пойдем в комендатуру, там расскажут, где госпиталь.
Комендант оказался знакомым майору, стал расспрашивать, как тот съездил домой, что там нового. Но майор только рукой махнул и сказал:
— Дотла… — он склонил голову, уставился глазами в пол.
Комендант больше ничего не стал расспрашивать, помолчал, посмотрел на Яшку.
— Сынишку прихватил с собой… Оставил бы его пока здесь, я присмотрел бы…
— Это не сын, — вздохнул майор и рассказал Яшкину историю.
— Госпиталя этого здесь давно нет, — сказал комендант.
— А где ж он? — спросил Яшка.
— Трудно сказать. Отсюда они в Ковель или даже в Брест перебазировались. А теперь, может, уже в Германии.
«В Ковель!» — повторил про себя Яшка и пожалел, что не знал этого раньше: в Ковель поехал лейтенант со своим эшелоном.
Яшка помолчал минуту, сказал:
— Ну, я пойду тогда… До свиданья…
— Куда же ты?
— В Ковель…
— В Ковель? Ну так что ж ты, посиди. Туда должен ехать наш полковник, подбросит тебя.
Присел Яшка и стал думать, как ему быть дальше. Он уже стал опасаться, что ему не удастся найти госпиталь.
Пока Яшка думал, его позвали. Во дворе комендатуры стояла легковая машина. Толстый, грузный полковник сказал:
— Садись.
Яшка стал открывать дверцу и не смог. Полковник помог ему, подождал, пока он сел на заднее сиденье, захлопнул, сам сел рядом с шофером.
Машина долго плутала по разрушенному городу, пока не выскочила на шоссе.
Первый раз в своей жизни ехал Яшка в легковой машине. Сказать кому из ребят — ни за что не поверят. Он то заглядывал в окна, то откидывался на спинку сиденья, представляя себя важной персоной, улыбался, подпрыгивал на неровностях дороги.
Полковник попался угрюмый и суровый, смотрел все время перед собой и молчал, будто кроме него в машине никого и не было. Было видно, что он с кем-то только что поссорился и никак не мог успокоиться. Вдруг, не оборачиваясь, он заговорил:
— Вообще ты, парень, задумал рискованную операцию…
Яшка понял, что это относится к нему, сел на середину сиденья и подался вперед, чтобы лучше слышать. Полковник продолжал:
— Госпиталь этот передвижной, полевой, он передвигается вслед за фронтом. Тяжелораненых в нем не держат — отправляют в тыл, а если брат твой ранен легко, так он, наверное, уже снова в своей части. — Полковник помолчал и заговорил снова. Яшка опять подался к нему. — Меня удивляют некоторые наши товарищи: помогают мальчишке искать госпиталь, передают как эстафету с рук на руки вместо того, чтобы отослать его домой…
Нахмурился Яшка, забился в уголок и больше не слушал, о чем там еще бормотал этот толстяк. Он смотрел через окошко на бегущие назад деревья, столбы и думал, что военные тоже бывают разные, хотя у них и форма у всех одинаковая. «Надо будет в Ковеле от него отцепиться, а то еще и в самом деле отправит домой…»
Пододвинув к себе вещмешок, Яшка обнял его левой рукой, чтобы сразу, как только приедут в Ковель, не мешкая, выбраться из машины и удрать. Но до Ковеля было еще далеко, вдоль дороги тянулся бесконечный лес — высокий и дремучий, и казалось — нет ему ни конца, ни края.