Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем
Шрифт:
Этого пса прикормил Женико. Теперь у табора есть охранник. Когда приехала скорая помощь, пес набросился с лаем на врача! И лапы — на плечи. У той лицо после этого дергалось.
А кто там в окошке? Да это Бабуся чинит белый тюль.
У дома напротив сброшены шпалы — хотят дом поднимать, а то пол весь сгнил, на одном окне пленка — вместо стекла.
Тима вокруг своего коттеджа строит забор. Пока еще только столбы поставил, но все равно — типа табор отдельно, и он отдельно. Натурально, как кулак в 20-е годы!
— Зазнался, что ли? — спрашиваю я, но Пико молчит, и Петро молчит, зато дети тут же выдают слова родителей
Забор для Тимы делают русские — свои, как бы ни нуждались в деньгах, работать на него ни за что не будут. Котлярская гордость не позволяет.
Что еще нового? Чебуреко полностью выкрасил дом — он был синий выцветший, а стал синий красивый!
Червонец ездил к тестю в Александров, заработал немножко (чего-то строил) и затеял ремонт.
Дети носятся, как угорелые. Маша на дочку: «Стрекоза! Бешеная!» Да где их успокоишь!
Маленький Перчик возится с щенками.
Черана сидит у себя на крылечке и лузгает семечки. Как же приятно с ней поздороваться!
Молодая осень! Солнечно, тепло. И все печали как будто отступили. Но всегда готовы. А пока их нет…
— Гуляй, мустафони! — кричит Червонец.
Цыганочки пляшут — в белом! Синем! И танцы такие — перескок ножками.
Мара — в вишневом. Косынка лиловая! Серьги золотые! Черные глаза! Лоб — белый, просторный. Любит командовать. У нее двойняшки — Рустам и Руслан. О чем там она говорит с Чераной? Стоят руки в боки. Это у цыганок стандартная поза, она без вызова, не значит, как у русских: «Ну и что вам надо?!»
Девчонки кружатся, взявшись за руки! То, что у нас называют хоровод, у котляров — «круг». А в центре, конечно, Женико Грекович! Куда без него? Он любит быть в центре.
А до этого бесцельно смотрел телевизор.
Бабуся тоже бросила тюль и вышла посмотреть.
Женико восклицает:
— Дима, патифтук! Ты это осваивай! Это означает «мы тебя уважаем и любим как товарища»!
Емкий язык.
Но я вас тоже, конечно, патифтук!
Подхожу к Черане:
— А ты что не идешь?
— Я стесняюсь.
— Да ладно! Ты, наверно, танцевать не умеешь!
— Умею.
— Покажи!
Ай-нанэ-нанэ!
Черана из кумпании котляров-тошони. Они раньше жили где-то в Саратове, а теперь в Иваново, на Сажевом заводе. Ее в Панеево сосватал Женико. «Хорошо — тут рядом, а кого-то отдают в Тулу, в Тюмень. Они родителей не видят годами! А я каждый месяц к своим в гости езжу. Там у нас построже. Старики больше уважения требуют».
Небольшой антракт. Чтобы открыть шампанское. Чтобы поговорить. Я им рассказал, как был на Камчатке, — про вулканы, про гейзеры. Они такого никогда не видели! Женико поражен:
— Ты был, где Вицин! Ты нашел Землю Санникова!
Лиза попросила привезти ей столетник — «два-три листочка, делать компрессы». Она недовольна. Случилось с ней вот что. Ездила Лиза на неделе на рынок — купила там помидорок и картошки, а картошка вся гнилая. «Продавщица обманула, русская баба! Буду проклинать ее каждый день — до самой ее смерти! Чтоб глаза ее лопнули! Я ее спросила: “Не гнилая картошка?” — “Хорошая картошка!” А ее режешь — половину выбрасываешь! Я еще простыла! Попала под дождик на остановке! Хандроз обострился! Я болею из-за этой гнилой картошки, из-за этой бабы! На
Греко в черной шляпе. Он озабочен возможным скандалом — табор не хочет платить за свет. Грозятся отключить. А цыгане упрямятся — пошли в администрацию: так, мол, и так, нечем платить, финансовый кризис. А им там ответили: «У нас русские пенсионеры и то как-то платят! А вы на иномарках к нам приезжаете!» Придется платить.
Березка греет чай. Три года ее знаю, и отношения все доверительнее. Стала бы Березка мне раньше рассказывать, как уголь воровала?! Как яблоки тырила? Ведь она же самая честная женщина, чужого не берет!
А история такая: рядом с пилорамой раньше был сад, и в нем росли яблони. Они с девчонками решили поживиться из этого сада. Все пошли пустые, а Береза взяла с собой большое ведро, чтобы больше унести. И старшего сына — который Пико. Залезли в сад. Пико мгновенно забрался на яблоню и начал трясти. Вдруг — собаки! Мужские голоса. Цыганочки яблоки все побросали и бежать сломя голову, а Береза — с ведром, ведро уже полное, и так ей жалко! «Я испугалась — прямо умру, а ведро не брошу! Пусть меня поймают! Про сына забыла! Не дай бог как пугаюсь, а держу все равно! И бежать не могу, и бросить не могу!» Подошли сторожа. Березка им яблочка два протянула — угощайтесь, хорошие. Они отпустили. И добычу не отняли. Пришла она домой с полным ведром! Заходят подружки — что с тобой было? А она им сказала: «Все отобрали, вместе с ведром!» Иначе ей бы пришлось делиться — ведь те цыганки ничего не принесли!
Береза родилась в городе Горький, но все ее детство прошло на Украине. Потом они в Александров переехали — поближе к столице. Береза из табора котляров-доброжейа; в переводе это значит «добрые люди», но «они не добрые, они нормальные», говорит Береза. «У меня пять сестер, все уже замужем», — хвастается она.
Береза в семье была старшей дочерью. Просилась: «Мама, отведи меня в школу!», а мама каждый день уходила гадать, отец в разъездах, и не с кем было других детей оставить. Оставляли с Березой. Так она в школу и не попала! Но все равно выросла умной, хорошей и красивой!
Ездила тут в город, пристал к ней хачик — давай, мол, знакомиться, пойдем со мной. А она испугалась. Говорит: «Ты что? У меня грудной ребенок». Он — за свое. «А я, говорит, прямо разревелась. И он отстал!»
А еще был случай — продавала Береза в городе медь, у автовокзала. С ней был сын — который Тимка; ему тогда исполнилось пять или шесть. И к ним прицепился один «недоделанный».
«Купил пирогов нам, конфет, всего. И говорит: “Поехали ко мне! Я один живу. Будешь жить со мной, как королева!” А я думаю: он маньяк, по глазам видно, мне страшно — не поеду! У меня, говорю, четыре сына! И Тимка напугался, кричит: “Он нас убьет. Мама, пошли!” А он не убивает. Говорит, пойдем, вот тебе подарок — 500 рублей! Я пугаюсь, а беру! Не могу не взять! Не дай бог как пугаюсь! Пошли мы в столовую, хорошая столовая, на автовокзале. Я там говорю: “Мне нужно в туалет”. — “Только ты приди”. — “Приду”. Поклялась, а сама сбежала. Сразу в автобус, а автобус не едет, ему еще рано. Я лицо спрятала, тихонько смотрю — он выходит и смотрит, и ходит, ходит, этот бродяга. Думаю, сейчас в автобус заглянет! Но мы уехали, все хорошо».