Баксы для Магистра
Шрифт:
И посмотрел на Антона Николаевича победно. Честно говоря, он даже не был до конца уверен в том, что кто-нибудь из дома выйдет. Потому что главное действующее лицо всех предыдущих розыгрышей в совершенно бесчувственном состоянии сейчас покоилось в багажнике машины, а потому что-нибудь предпринять никак не могло.
Но дверь все-таки распахнулась, и из дома на крыльцо ступил вертлявый мужичок с по-ленински хитрым прищуром карих глаз, неаккуратно причесанными вихрами на голове и несвежим квадратиком пластыря на правой щеке. Он бодро скатился с крыльца, сунул потрясенному Мише Каратаеву свою сухую ладошку для приветствия
– Здравствуйте, товарищи!
Собственно, ради одного только этого момента нам и стоило весь розыгрыш затевать. Потому что Миша сейчас выглядел таким непосредственным – ну хоть делай с него иллюстрации для медицинской монографии о проблемах амбулаторного лечения прогрессирующего слабоумия. Челюсть отвисла, и глаза глядят вразнобой. Он смотрел на селькора Петрова так, будто того еще на прошлой неделе схоронили, а он вот ни с того ни с сего вдруг ожил и даже своим ходом прибыл в родную деревню. И все спутники Миши точно так же смотрели на селькора. То есть понимали, что коллективно сходят с ума, да только стеснялись в этом признаться.
– Да, – пробормотал Миша. – Сплошной дефицит бюджета, да и только.
Его бы никто из окружающих не понял, если бы они, окружающие, не были бы точно такие же, как сам Миша. С ума сходили одновременно и потому понимали друг друга. А что тут непонятного? Дела плохи, а будут еще хуже.
Миша неверной походкой направился к машине. Он еще надеялся, что этот чертов Полузверский каким-то непостижимым образом его снова обвел вокруг пальца. Но чуда не случилось. Когда Миша открыл багажник, Полузверский обнаружился именно там. Он спал и даже пускал во сне пузыри. А рядом с машиной стоял селькор Петров, как две капли воды похожий на Полузверского. Понять все происходящее было никак невозможно. Легче было пойти и утопиться.
– Да что же это они – клонированием тут у вас размножаются, что ли? – пробормотал совершенно деморализованный Миша, с ненавистью глядя то на спящего в багажнике машины гармониста, то на селькора.
– Женя! – затрясла меня за плечо Светлана. – Жень, выйди к нему, а не то окончательно спятит, и ты же потом будешь виноват!
Мы с ней наблюдали за происходящим из одного из окон дома «селькора Петрова». Из соседнего окна вел съемку наш оператор.
– Евгений Иванович! Пора бы выйти, в самом-то деле! – поддакнул он. – Они же нас и так потом живьем съедят за такие шутки!
Я и вышел. Появился на крыльце дома с жизнерадостной улыбкой на лице и произнес короткую речь, которой мы традиционно завершали каждый свой сюжет, – что вот, мол, так уж устроена жизнь, ежесекундно с нами непосредственно что-нибудь случается, да и вокруг нас происходят самые различные события, и если они с вами действительно происходят, эти самые события, то не надо вертеть головой по сторонам в поисках скрытой камеры, думая, что вы вдруг стали героем программы «Вот так история!», а надо действовать и что-то предпринимать, потому что очень даже может быть, что как раз в вашем случае мы вовсе ни при чем и на этот раз вам предстоит выпутываться самостоятельно.
Всю эту белиберду Миша Каратаев выслушал в полной неподвижности и с таким проникновенным выражением на лице, будто именно в эти секунды ему наконец и открылась Истина. Если бы я сейчас объявил о создании нового учения, Миша несомненно стал бы первым и самым верным моим последователем.
Я подошел и похлопал его по плечу. Миша вздрогнул и очнулся.
– Колодин! – пробормотал он врастяжку.
Ну вот и произнес наш маленький первое слово. Растет карапуз на радость папе с мамой.
– Колодин! – повторил он, будто пробуя мою фамилию на зуб. – Но как это, а?
Он повел рукой вокруг.
– Ведь вертолет, правда?
– Правда, – подтвердил я его догадку.
– А это вот? – он ткнул пальцем в направлении «селькора Петрова».
– Братья-близнецы, – сказал я.
Миша блаженно заулыбался и обнял меня.
– Знаешь, Женька, – проникновенно сказал он. – Я раньше все никак понять не мог, почему люди, которых ты разыгрываешь, не убивают тебя немедленно, в первую же секунду, едва только ты появляешься в кадре. И только теперь я понял. Я на своей шкуре это испытал. Я-то уж подумал, что с ума схожу и хоть иди и топись. А вот ты появился – и топиться уже не надо. Потому что оказалось, что это всего лишь розыгрыш. И я уже счастлив, очень тебе благодарен, и вообще я тебя жутко люблю!
На этих словах он чмокнул меня в щеку. Эк его развезло с одного-то стакана самогона! А сказал он хорошо. Мы его речь дадим в завершение нашего сюжета полностью, без изъятий.
Вертолет прилетел за нами ближе к вечеру. Мы пьянствовали с жителями деревни и, не скупясь, раздавали автографы, столь немудреным способом выражая им свою благодарность за то, что они не мешали нам снимать этот розыгрыш и тем самым играли за нас. Миша автографы раздавал вместе со мной, потому что личностью в этих местах он оказался известной и популярной, что окончательно вернуло ему хорошее настроение. Единственное, что его печалило, – это его собственная сорвавшаяся съемка.
– Эх, Колодин! – говорил он мне, без особого, впрочем, упрека. – Подкузьмил ты меня, елы-палы!
И лез при этом брататься, демонстрируя всем, как крепка и по-братски трогательна дружба меж телевизионщиками. На самом-то деле он досадовал, конечно, но тщательно это скрывал. Телевизионщики – это такие люди, которые разыгрывают друг друга постоянно, но горе тому, кто, будучи разыгранным, даст слабину и продемонстрирует окружающим, насколько он уязвлен и раздосадован. Что бы там ни случилось, ты просто обязан улыбаться во все свои тридцать два зуба, а иначе – репутация слабака и постоянная отныне роль разыгрываемого, что неприятно, без сомнения.
К вертолету нас провожали всей деревней. Часть нашей съемочной группы уехала двумя машинами, а остальные возвращались в Москву на арендованном нами вертолете. Мишу и его группу мы взяли с собой – в качестве компенсации за потраченный ими фактически впустую день. Правда, в какой-то момент сильно нетрезвый Миша решил было остаться, поскольку у него наметилась крепкая дружба с одной из прелестных здешних пейзанок и Мише явно уже грезилось о большой и светлой любви, но тут из соседней деревни на раздолбанном мотоцикле прибыл ухажер той самой пейзанки. Миша прикинул, что росту в том добром молодце никак не меньше двух метров, а такими кулаками, как у добра молодца, можно бетонные стены пробивать, даже не пользуясь перфоратором, и он благоразумно забрался в вертолет, сделав вид, что очень кстати вспомнил о неотложных делах, поджидающих его в Москве.