Балансовая служба
Шрифт:
– Ты горяч и самонадеян, путешественник между мирами. Неужели ты полагаешь себя умнее всех?
– Все возможно.
– Не стоит понимать все, что я говорю, именно так, и только так, как тебе это слышится.
– Это еще что значит – «не понимать буквально»?
– Не разумею, что ты понимаешь под словом «буквально».
– А я не разумею, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не стоит все понимать так, как мне слышится.
– Ф-уф, – выдохнул жрец, – говорить с тобой не просто…
– Ладно, в том, что ты говоришь, есть рациональное
– Правда, никак не пойму, какое…
Жрец погрозил ему загнутым в крючок указательным пальцем:
– Будь яснее рассудком. Может, ты еще не заключил для себя простую истину, что я несу тебе свет. И от тебя я жду, что ты не станешь противиться просветлению.
– Я понял, понял… – отмахнулся от него Митрохин.
– Хорошо, если ты понял, ответь мне на простой вопрос.
– Какой?
– Есть ли у тебя заветная мечта?
– Ничего себе вопросики. Попробую ответить…
В молодости, помнится, я тогда жил в общаге, у меня было целых две мечты: чтобы сосед-меломан оглох на оба уха и переехать из общаги в личную квартиру, конечно. Пусть даже в коммуналку. И то дело. Хотя, с другой стороны, если бы я переехал в личную квартиру, зачем ему глохнуть. – Айван засмеялся.
– Выходит, ты желал зла ближнему? – нахмурился жрец.
– Какой он мне ближний?! Хотя ближний, конечно. В один сортир с ним ходили несколько лет по очереди. Как не постучишься, «занято» кричит.
Я порой даже думал – живет он там, что ли? Мне его голос по ночам даже потом снился, когда я уже в личную квартиру переехал. Просыпаешься в холодном поту, а в ушах звенит: «Занято! Занято! Занято!» – Митрохин замолчал, углубившись в воспоминания…
– Не разумею твою речь, – сообщил жрец после недолгих раздумий, – но ведаю, что в твоем сердце скопилось много скорби и ненависти. И к людям ты питаешь ненависть тоже.
– Вполне возможно…
– Ты должен очиститься от этой грязи, обрести душевный покой. Только тогда ты сможешь исполнить свое предназначение.
Подобные речи старик заводил не впервые.
Бывший раб и работник финансовой сферы поежился, как от холода. От слов жреца веяло религиозной жутью, которая, учитывая опыт последнего года, вполне могла оказаться реальностью. Тем не менее он вовсе не собирался исполнять чью-то прихоть, пусть даже прихоть божества – ему бы только устроиться в этом мире и жить спокойно, не опасаясь за собственную жизнь. Пока же он – беглец от правящей миром расы джиннов. Его ищут и непременно найдут, если он ничего не предпримет, не придумает, как скрыться. Прятаться в жреческой капистуле вечно не будешь. Участь монаха-затворника его совсем не привлекала. Хотя и она, конечно, лучше, чем лежать в земле или таскать руду от рассвета до заката на забытых всеми богами (и Черным, и Белым) рудниках…
– Я стараюсь быть терпимее к людям, – поведал Митрохин, – борюсь с ненавистью в своем сердце и уже делаю кое-какие
– Мне кажется, ты на верном пути, – с самым серьезным видом заметил жрец, – если, конечно, ты не собираешься на самом деле плевать на него…
Митрохин даже поперхнулся. Ирония? Но, приглядевшись к старику, понял, что тот действительно собирается выяснить, не будет ли он разыскивать бывшего соседа по комнате в общежитии, чтобы оплевать с ног до головы.
– Это я фигурально выразился, – пояснил он во избежание дальнейших недоразумений. Впрочем, беседа все равно не клеилась. Да и как она может клеиться, если они представляли не только различные социальные слои и различные точки мировоззрения, но даже разные времена? Не говоря уже о нравах.
Жрец нахмурился, пытаясь вникнуть в смысл незнакомого слова. Лицо его все больше собиралось в складки, в глазах засверкали недобрые искорки.
– Скажи мне, – потребовал он, – тот благословенный край, о котором ты так много говоришь – порождение твоей фантазии или он и вправду существует?
– Правда, конечно, – Митрохин поглядел на старика с осуждением, – зачем мне врать?
– Есть ли у тебя какие-нибудь вещи, подтверждающие твои слова? Я верю тебе и так, но мне хотелось бы убедиться, что ты действительно посланник Белого боже…
– Да ну! – перебил его бывший раб, откровения о Белом божестве ему порядком надоели. – Не верю я, что я какой-то там посланник… Самый обычный человек, просто пришел из другого мира.
Жрец ничего не отвечал, только смотрел на него выжидающе. Митрохин задумался, что бы такого продемонстрировать, что могло бы разом убедить старика, что его мир не выдуман им, а действительно существует. Он скинул грязный пиджак с оторванными рукавами и вывернул его подкладкой наружу:
– Гляди.
Жрец приблизился, всматриваясь с жадным любопытством в цветную картинку, вышитую красной шелковой нитью. Затем поднял на Митрохина удивленное лицо.
– Что это?
– Рой Робсон, – поведал он, – в смысле, костюмчик на его фабрике пошит. Отличная вещица.
Качественная. У вас таких Рой Робсонов днем с огнем не сыщешь. – Он взялся пальцами и помял материал жреческой тоги. – В чем вы только ходите? Это же рванина. – А вот это, – он продемонстрировал пиджачную ткань, – отличное сукно!
Если бы оно не было таким отличным, от этого пиджачка бы уже совсем ничего не осталось…
– В этой тоге ходил еще мой учитель, – обиделся жрец.
– И я о том же. Преемственность хороша в науке, ремеслах, искусстве, но только не в одежде.
Развели тут, понимаешь, сплошной секонд-хенд.
– Снова не разумею я твои речи, – помрачнел старик.
– Это ничего, – успокоил его Митрохин, – не всем же быть семи пядей во лбу. К тому же с возрастом извилины уже не так хорошо работают, как в молодости. Это всем известно.