Балансовая служба

Егоров Андрей Игоревич

– Скажи, нет ли у тебя какого-нибудь иного предмета из твоего мира? – осведомился жрец. – Шитая золотой нитью ткань, безусловно, красива, но не настолько, чтобы я уверовал в чудо.

– Ну ты даешь, – обиделся Митрохин, – шитая золотой нитью… Нет у меня больше ничего.

Даже паспорт и то потерял. Джинны у меня отняли и разодрали на клочки.

– Ну хорошо, – успокоился жрец, – тогда расскажи мне еще больше, чем уже рассказал.

– Давай, – согласился бывший раб, воспоминания о России были ему приятны. В мире, конечно, доставало нестабильности, но все же прежний мир даже сравнить нельзя было с тем, что он застал

тут. Угнетенная бесправная кучка людей под властью могучих джиннов. И никаких перспектив на благополучное разрешение от бремени единовластия силатов, ифритов и их диких рыжеволосых подруг гул.

Жрец поправил под собой маленькую деревянную табуреточку. Он всегда подкладывал ее под себя когда возносил молитвы Белому божеству или беседовал с бежавшим с рудников рабом.

– Итак, расскажи мне, что за жизнь в стране, откуда ты родом, – попросил жрец.

– Хорошая жизнь, – откликнулся Митрохин и задумался, – сейчас, может, и не такая хорошая, как раньше была. А раньше очень хорошо было.

Спокойно. До того, как перемены наступили.

– Перемены? – оживился жрец.

– Вроде как переворот у нас был. Перестройка.

Тихий переворот. Не то что раньше с Лениным.

С Лениным целая революция случилась. Ленин – это вроде нашего вождя.

Митрохин старался излагать как можно доступнее. Получалось странно и нелогично. Жрец закивал – понял.

– А с чем ваш вождь боролся?

– Ну не знаю сейчас даже, – Иван Васильевич пожал плечами, – наверное, хотел, чтобы народ жил хорошо. А вообще теперь уже трудно сказать, что именно он там хотел. Скорее всего хотел, чтобы жизнь в России и во всей Европе была устроена в соответствии с его идеями. Как бы тебе объяснить поточнее. В нашем мире лучшим общественным устройством многими прогрессивными деятелями той эпохи считался коммунизм. Мы вот в нашей стране вместе с Лениным, а потом и другими вождями всех народов прямой дорогой шли к коммунизму. Но так и не дошли… Мда.

На лице жреца отразилось недоумение.

– Тебя интересует, почему не дошли?

– Меня интересует, почему по велению великого вождя не наступил коммунизм в тот же день.

– Э, нет, – помрачнел Митрохин и вспомнил теорию научного коммунизма, которую едва не завалил в вузе, – да и вообще, все непросто было.

Я и сам многого не понимаю и тогда не понимал.

Зачем то было делать, зачем это. И почему, если хотели, чтобы всем было хорошо, получилось так, что почти всем стало плохо. Зато, пока шли к хорошей жизни, весело было жить. Я тогда студентом был… школяром то есть… – По лицу жреца он понял, что тот не понимает ни слова. – Потом простым инженером работал, правда, тоже по финансовой части, но денег получал столько же, сколько и все. Правда, еще председателем партийной ячейки состоял. Да лучше раньше жилось, лично мне лучше… Чище как-то, честнее.

– Значит, ты такой человек, что тебе нравится дорога, – заключил жрец.

– Дорога к коммунизму? – переспросил Митрохин. – Ну пожалуй, да! Я тогда счастливей как-то был… Да и вообще, идеи-то хорошие были.

Равенство, братство. Хотя наш вождь вроде бы сам так и не думал. Говорил только. Вот если бы коммунизм удалось построить, вот тогда мы зажили бы.

– Да. Теперь я уверен, ты такой человек, что тебе нравится дорога, – повторил жрец.

– Мне бы и коммунизм понравился, – заверил его Митрохин, – а то мы шли к нему, шли, вдруг бац – и все оказались в озверелом капитализме… Да ладно, ты все равно меня не понимаешь. Только грустно мне тогда было, что все так повернулось, и что от меня ничего не зависит, и что того времени уже не вернуть.

– Тоска по ушедшим дням, – сказал жрец, – она свойственна всякому человеку и совсем неизвестна джиннам. Тоска и сопереживание себе подобным – вот что отличает нас от них. Я видел столько несправедливости, что утратил веру, – в глазах жреца заблестели слезы. – Я знаю, что вера не сможет помочь нам, нам может помочь только учение, утверждающее высшую власть человека над своей судьбой, а не бога.

– Неслабо завернул, – одобрил Иван Васильевич.

– Я ясно вижу, какой путь нам следует избрать, чтобы быть впереди.

«Еще классики марксизма учили нас, – вспомнил Митрохин, – что взгляд на мир может быть двух основных типов: материалистический и идеалистический. В первом случае материя и связанные с ней законы первичны, сознание является производным от материи и подчинено ей, мир образовался сам по себе, без участия каких-либо одушевленных сил. Идеализм же постулирует первичность духа, сознания, идеи: то есть сознание способно непосредственно влиять на материю и физические законы мира. А отсюда недалеко уже до мысли о Творце, этот мир создавшем… Этот старик явно из тех, кто отвергает идеалистический взгляд ради материалистического, с которым религиозные установления не слишком вяжутся. Но почему он тогда до сих пор является главным жрецом храма, а не ушел в мир? Ничего не понимаю».

– Ты должен возглавить борьбу! – объявил жрец. – Ты будешь нести учение своего вождя людям и возглавишь борьбу, хочешь ты этого или нет.

Время придет!

– Ты что? – отшатнулся от безумца Митрохин. – Я тебе что, Владимир Ильич, борьбу против угнетателей возглавлять?! Скажешь тоже. Я вообще, – он неопределенно махнул рукой, – еще недавно, между прочим, строил вместе со всеми остальными гражданами нашей великой родины капиталистическое общество. Меня никакая борьба не интересует. Только собственная выгода. Я за частную собственность и накопление капитала. Понял?

– Прозрей, – нахмурился жрец, словно мог понимать, что такое «капиталистическое общество» и «накопление капитала», – имеющий глаза да увидит. Имеющий уши да услышит.

– Имеющий… да полюбит, – поддержал его Митрохин.

Старик нахмурился.

– Ты бежал с рудников, – сказал он. – Тебя так и не смогли настичь преследователи. В тебе живет мятежный дух, ты полон сил и решимости бороться.

– Это ты меня убедить пытаешься или себя убеждаешь?!

– Задумайся о высшем смысле! – выкрикнул старик. – Что дало тебе такие силы? Почему ты сбежал, когда другие остались умирать?

– Да мне просто повезло. И если бы не это необычайное везение, где бы я сейчас был?..

Он задумался. И в самом деле. А где бы он сейчас был? Сидел бы скорее всего в выгребной яме с кучей разнообразного сброда, а может, уже гнил бы в сырой земле, пожираемый червями и жуками-трупоедами.

– Нужно обладать могучей силой духа, чтобы решиться на побег с рудников. Я скажу, что тебе следует делать. Ты должен будешь присоединиться к богочеловеку. С северо-запада идут слухи, что сила его крепнет. Люди хотят свободы. Но люди боятся. Им нужен кто-то, кто поможет им поверить в свои силы.