Баллада о кулаке (сборник)
Шрифт:
«Кто б тебе язык откусил, — подумал выездной следователь, извлекая из шкатулки свиток со стихами, — я бы того сам поблагодарил!»
И Бао Драконова Печать углубился в изучение поэмы в честь сиятельного вана, отрешившись от болтовни Сингэ Третьего.
Было уже поздно, когда высокоуважаемый сянъигун осилил наконец поэму словообильного цзюйжэня. Тем не менее судья, быстро зайдя домой, проглотив ужин и прикрикнув на жену, не хотевшую отпускать мужа на ночь глядя, снова вышел на улицу. Он очень надеялся, что Лань Даосин до сих пор в
Тем не менее, направляясь к окраине Нинго, где находилось временное жилище даоса, судья продолжал терзаться сомнениями. Конечно, Лань Даосин человек мудрый и уважаемый, даже, можно сказать, его друг, который не станет трепать языком на площадях и базарах, как, к примеру, Сингэ Третий, но все же он, судья Бао, не вправе доверять постороннему сведения, являющиеся служебной тайной.
Это с одной стороны.
А с другой стороны, он, судья Бао, явно зашел в тупик. Сведений от посланного лазутчика в ближайшее время ждать не приходится, всевозможные факты и улики собраны, выводы сделаны — а далее следствие в его лице уперлось в непреодолимую стену.
Непреодолимую обычными методами.
А мягко говоря, «необычные» методы Лань Даосина не единожды помогали судье прийти к разгадке, о чем выездной следователь Бао регулярно забывал упомянуть в своих отчетах. Возможно, и на этот раз даосский маг сумеет разобраться со сверхъестественным — а уж с повседневным судья Бао и сам разберется!
В конце концов, ведь он собирается прибегнуть к помощи Железной Шапки в интересах следствия! И не все ли равно будет потом принцу Чжоу, да и всем остальным, каким способом судья Бао распутал это дело?!
Главное — результат, а не препятствия и борьба с ними...
Вот на этой самой мысли препятствие возникло не только на пути следствия, но и на пути самого судьи.
И оно, то бишь вышеупомянутое препятствие, имело вид двух изрядно подвыпивших оборванцев, вывалившихся из дверей харчевни, мимо которой как раз проходил судья.
— А вот, братки мои разлюбезные, и толстый чиновник, у которого наверняка водятся денежки! — радостно возопил один из забулдыг, нетвердой рукой извлекая из ножен короткий кривой меч (кстати, совершенно не полагавшийся ему по чину и званию). — Эй, толстячок, тряхни мошной, одолжи-ка нам связочку-другую медяков, а еще лучше пару ланов* [Лан — слиток серебра, служивший с древних времен весовой денежной единицей.] — и мы с удовольствием выпьем за твое драгоценное здоровье, чтобы ты стал еще толще!
И оба проходимца радостно захохотали над этой шуткой, подступая к судье вплотную.
Это и было их ошибкой. Меч, пускай даже короткий, все же хорош на некотором расстоянии. А судья Бао, хоть с виду и впрямь был грузен и неуклюж, в свое время особо отмечался столичным наставником при Академии Истинной Добродетели во время сдачи очередного экзамена по кулачному бою.
Оружия сянъигун не носил — но его и не потребовалось. Перехватив руку с мечом за запястье, он коротко рванул ее обладателя на себя, одновременно нанеся ему мощный тычок в локоть, от которого любитель чужих ланов с криком покатился по земле, не успев заработать ничего, кроме двойного перелома.
Завладеть
Но следующую ошибку совершил уже сам судья Бао.
Вместо того чтобы поспешить за стражниками, он нагнулся над поверженными противниками, опрометчиво собираясь связать их собственными поясами. В этот самый момент из дверей харчевни и вывалила целая компания вооруженных молодцов, привлеченных криками своего приятеля.
Сколько их было, судье сосчитать не удалось. Да он, собственно, и не пытался считать врагов. Подхватив с земли оброненный первым грабителем меч, Бао наискось рубанул по лицу ближнего нападающего, в обратном движении зацепил еще одного, пытавшегося зайти сбоку — но тут судью сбили наземь, вырвали из рук оружие и стали остервенело пинать ногами.
«Убьют!» — обреченно понял судья, захлебываясь кровью и криком.
— Эй, братки, а может, хватит? — вдруг нерешительно остановился один из дебоширов. — Смотрите, какая у толстяка печать — небось судья местный! А за судью нас и в горах достанут, и в лесах отыщут...
— Судья, значит? — Сухопарый крепыш в рваной безрукавке и широченных штанах подскочил к говорившему и схватил его за грудки, сверля своего насмерть перепуганного братка безумным взглядом.
На самом дне этих горящих глаз покачивались дымные облачка, как бывает у всех злоупотребляющих опиумом.
— А ты посмотри, что твой судья сделал с Лысым Фаном! — заорал он, топорща растрепанную жидкую бороденку и брызжа слюной. — Он ему голову напополам разрубил! А Чжао-Умнику руку в двадцати местах сломал! Клянусь чужой мамой и не своими детьми, плевать мне на то, кто он такой, — я никому не позволю убивать и калечить моих людей!
Отшвырнув менее решительного товарища, крепыш — явно главарь шайки, приехавшей в Нинго по своим темным делишкам, — растолкал всех и, рванув с пояса секирку с короткой ручкой, взмахнул ею над головой, намереваясь раскроить сянъигуну череп.
Лезвие полыхнуло в сумерках отраженным светом заката, судья Бао увидел накрывающее его желтое облако и решил, что он уже умер.
К счастью, он снова ошибся.
Из желтого облака в какой-то неуловимый момент выросли две жилистых руки с очень знакомой татуировкой, и облако молча и деловито свернуло шею главарю разбойников.
Это судья Бао еще успел заметить. А что произошло потом, он заметить не успел — и не только потому, что лежал на земле, кашляя и плюясь багровой слюной, а один глаз у него заплывал основательным кровоподтеком. Просто удивительное желтое облако внезапно превратилось в размазавшийся по небу драконий хвост, и к тому времени, когда этот хвост вновь собрался в одном месте, судья Бао только-только начал вставать, нашаривая на земле оброненный меч, чтобы помочь нежданному спасителю, — но тут выяснилось, что помощь не требуется. Те же сухие жилистые руки, будто высеченные из железного дерева, без труда поставили не до конца пришедшего в себя судью на ноги — и выездной следователь Бао увидел, что разбойники лежат на земле в самых разнообразных позах.