Баллада о воспитании
Шрифт:
Ребёнок наш маленький.
Он знает: нельзя трогать вещи с рабочего стола отца. Но его манят настольные часы — у них необычная форма, звон. Ребёнок лезет на стол и крутит стрелки часов. Стрелка сломалась, но он продолжает исследовать часы. Мы застаём его при этом занятии.
Нам, конечно, обидно: часы испортились. Мы огорчены: сколько раз ему говорили не лезть на папин рабочий стол, не трогать вещи. А он нарушил наш запрет.
Увидев нас, Ребёнок быстро слезает со стола. В спешке задевает
Причина для конфликта и наказания рождена.
Но мы не будем гнаться за Ребёнком, не будем ругать, тем более не собираемся шлёпать или грозить отцом. Но сделать вид, что ничего не случилось, тоже нельзя.
Мы собираем осколки разбитой настольной лампы, смотрим на часы и говорим с грустью: «Ой, ой, стрелка сломана, часы уже не работают… А как папа любит эти часы… Увидит, что сломались, расстроится… А мы не хотим его обижать… Иди сюда, давай попытаемся починить, может быть, получится?.. Скажи, что ты с ними делал, где крутил?.. Куда могла упасть стрелка?»
Ребёнок возвращается к столу, ищет пропавшую стрелку. А мы продолжаем: «Ты ведь любишь папу? Любишь, конечно… Как обидеть папу, он у нас хороший… А стрелки прикрепить не получается… Часы испортились, надо отнести мастеру… Как нам быть, чтобы папа не обиделся?.. Лучше ты сам ему скажи, что случилось, хорошо?»
Ребёнок озабочен, он в переживаниях: нарушил волю любимого папы, он расстроится из-за его поступка. Это переживание вины — хорошее переживание, оно воспитательное, в нём нотки самоосуждения, ответственности.
Папа не будет усложнять конфликт. Узнав от Ребёнка, что тот наделал, услышав его извинения, скажет с огорчением: «Часы сломались?! Мои любимые часы?! Их мне друзья подарили на день рождения. Пойдём, посмотрим, что с ними… Как жаль… Что поделаешь, ты же не нарочно, так случилось… В субботу пойдём вместе в мастерскую, сдадим на починку».
Наш ребёнок уже младший школьник.
Смотрит телевизор, но нужно готовить уроки. Напоминаем ему об этом. «Потом, — говорит он, — успею». Но мы по опыту знаем: потом будет поздно. «Прошу тебя, займись делом!» — говорим спокойно. «Это тоже дело!» — отвечает он дерзко.
Конфликт зреет. Если продолжим настаивать или возьмём и сами выключим телевизор, дерзость Ребёнка примет более сложные формы: он будет требовать, чтобы мы дали ему досмотреть фильм, будет кричать, будет плакать, или же в знак протеста не будет заниматься домашними заданиями. И конфликт будет усугубляться: мы со своей стороны тоже будем вынуждены прибегать отнюдь не к воспитательным способам. В нашей речи будут звучать приказы и угрозы: «немедленно», «как ты смеешь», «делай, что тебе говорят» и т. д.
Но конфликт у нас примет другую форму. Если это мама, она, обиженная, покидает Ребёнка. Пусть досмотрит фильм, но пусть также почувствует, что своим непослушанием он причинил боль маме, обидел её. После фильма Ребёнок подойдёт к маме и скажет: «Я иду уроки готовить». Хочет сгладить возникшую натянутую ситуацию. Мама не отвечает. Спустя некоторое время Ребёнок опять обращается к маме: «Ты бы не могла подсказать, как эту задачу решить?» Мама опять не отзывается. Ребёнок убеждается, что мама обижена. Его переживания усугубляются. Обращается ещё и ещё раз. Мама не отвечает грубостью, не мстит. Но и говорить с ним ей неохота. Ребёнок начинает осознавать, насколько дороги для него отношения с матерью, насколько ему самому обидно, что огорчил маму. Эти переживания, эти духовные страдания облагораживают Ребёнка, учат его быть чутким и внимательным.
Развязка этого конфликта должна закрепить тот сдвиг в духовном мире Ребёнка, который становится следствием переживаний и переосмыслений. Она может быть такой: после очередной упорной попытки Ребёнка примириться с мамой, она со всей серьёзностью скажет: «Давай договоримся — я буду стараться понять тебя, а ты будь чутким к моим просьбам. Согласен?» Мама обнимет Ребёнка, поцелует, посмотрит в глаза и заключит: «Как ты умнеешь с каждым днём! Я горжусь тобой!»
Ребёнок стал подростком.
Играет с компьютером. Мама просит его помочь повесить занавески на окнах.
«Подожди…» — говорит он.
Спустя некоторое время мама говорит: «Оторвись от компьютера, пожалуйста. Потом у меня не будет времени для занавесок!»
Но Ребёнок, увлечённый азартной игрой, грубо отвечает: «Что ты пристала ко мне? Кому нужны твои занавески!»
Тогда мама демонстративно оставляет ребёнка.
И когда Ребёнок, наконец, отрывается от компьютера и идёт к маме: «Давай повесим занавески!» — видит, что мама плачет, а занавески повешены.
Ребёнок чувствует, как он обидел маму. Старается утешить её. «Могла бы и подождать!» — говорит стыдливо. Мама не бранит, не упрекает, не отмахивается от его ласки. Всем видом показывает, как она задета невнимательностью и грубостью своего Ребёнка. Она просто промолвит в ответ: «Разве дело только в занавесках?» И когда он начнёт просить прощения, мама скажет: «Я прощаю, но простишь ли ты самому себе?» А в следующий раз мама может сказать Ребёнку с ноткой сомнения: «Не знаю, могу ли попросить тебя помочь мне?»
Ребёнок взрослеет.
Юноша пришёл домой поздно, подвыпивший.
Мы волновались, ожидая его. Он не предупредил, что опоздает, не знаем, где и с кем он находится.
Как его встретим?
Нет, мы не будем осуждать его поступок с порога. Не будем его ругать и в чём-то винить. Но пусть почувствует, что он причинил нам боль.
На другой день отец находит время, уединяется с сыном (дома, на улице) и затевает с ним мужской разговор. Это не значит, что мы прочитаем ему нотацию, промоем мозги, продемонстрируем перед ним всю власть, предъявим запреты. Мужской разговор не есть оглашение нашего приговора.