Баловни судьбы
Шрифт:
— Нет, — сказал он, — не если бы, а как раз благодаря этому конфликту.
Макс покачал головой.
— Да, нелегко с тобой разговаривать. — В этот момент раздался звонок, и Макс добавил: — Задержись. Я попросил Бьёрна заменить тебя до твоего прихода.
— Так, значит, Бьёрн информирован об этом разговоре?
Макс пожал плечами.
— Ну, если ты предпочитаешь выражаться так официально, то да.
— В старые времена, когда царили простые нравы и люди поступали более последовательно, знаешь, что тогда делали? Просто выбирали кого-нибудь одного и приносили
— Знаю, знаю, Аннерс.
Глаза у Макса серые, темно-серые, а на радужке беловатые прожилки, как на мраморных шариках, что собирают в детстве. Вокруг глаз тоненькие морщинки, разбегающиеся, когда он этого хочет, веселой сеточкой.
— Я не желаю, чтоб меня приносили в жертву, Макс!
— Да черт возьми, никто и не собирается этого делать. Послушай, может, хочешь сигаретку?
Значит, разговор не окончен. Может быть, до главного они пока и не добрались. Если уж на то пошло.
Сам Макс не курил, разумеется, не курил. На этот счет у него существовала целая теория. Как же это он говорил? Ах да: «Иллюзорное чувство уверенности в себе».
— Я по поводу этой поездки в Норвегию или куда там еще, но, скорее всего, в Норвегию. Тут, понимаешь...
— А что с поездкой?
«Я считаю, что так нельзя», — сказала Сусанна. И потом быстрым движением, точно извиняясь, погладила его по щеке.
— Так что же с поездкой?
— Тут Клэс и Микаэль ко мне приходили — как раз вчера, когда у тебя был свободный день, — так вот, они не хотят ехать с тобой. То есть, если ты будешь руководителем группы, они не поедут.
Макс взмахнул рукой.
— Понимаешь, старик, это ультиматум.
— Ну, и что же ты собираешься делать? — Он задал вопрос после мучительно долгой паузы.
— Принимая во внимание эти вот обстоятельства, я просил Бьёрна и Айлера поехать с ребятами.
— Какие обстоятельства?
Наверно, что-то очень уж интересное находилось над головой Макса, на линий, где сходятся стена и потолок, раз он так внимательно рассматривал это место. Может быть, муха. Или паук.
— А такие обстоятельства, что вы с ребятами сейчас не ладите и к тому же ты как-то неуравновешен в последнее время. Я сильно сомневаюсь, можно ли тебя посылать с ними.
— И у тебя не хватает воображения представить, что именно сейчас это и было бы полезно. И для ребят, и для меня.
— Я не могу рисковать.
Так, значит, Айлера, осторожного, скучного Айлера предпочли ему. Бьёрн-то все равно бы поехал, но Айлер...
Он не удержался и спросил:
— А Айлер согласен?
— Да, да, они оба согласны, и ребята тоже. Поедут в середине месяца.
— Но ведь это же заговор! — вырвалось у него. — Самый настоящий заговор!
— Ну вот, опять началось. — Макс оторвал взгляд от мухи, или паука, или что там еще было на потолке, и снова не без любопытства посмотрел на него. — Знаешь, я уверен, тебе не повредит дней десять отдохнуть от старших. Сдается мне, вам было бы полезно отдохнуть друг от друга. Как ты считаешь?
— Может, мне еще и поблагодарить
— Нет, нет, совсем не обязательно. Мне от тебя ничего не нужно, только бы ты снова в норму пришел. Да, войдите.
Последнее он сказал в ответ на стук в дверь, и, когда Йохан просунул в кабинет голову и спросил, не помешал ли, Аннерс подумал, что сильным всегда везет и, если бы не постучали в дверь, зазвонил бы телефон и прервал не совсем приятный разговор старых и, несмотря ни на что, по-прежнему добрых друзей.
— Нет, не помешаешь, — вокруг глаз Макса собрались веселые морщинки, — мы вроде как уже закончили, верно?
— Да, сказал он, — безусловно.
И только у самых дверей класса вспомнил о своем намерении высказать Максу все, что о нем думает.
4
Стояла совершенно немыслимая для этого времени года жара. Дело шло к середине сентября, а в классе было душно, как в парнике. Одежда липла к телу, ребята сидели в майках и закатанных джинсах и перестали вообще что-либо делать. По крайней мере на его уроках. Учебники и тетради на столах были раскрыты на тех же страницах, что и накануне, и двумя днями раньше.
Приближался отъезд, и ребята выдумали новую игру. В последнее время они стали на редкость изобретательны. Новая игра называлась «Я плохо себя чувствую, можно мне уйти: я пойду прилягу». Первым осуществил затею Клэс. Он сдвинул в сторону учебники, принял страдальческий вид и простонал:
— Что-то мне нехорошо. Можно я пойду прилягу?
А спустя некоторое время уже сидел, привалясь к стене, и курил.
На следующий день пришел черед Микаэля и Бондо, и Бондо, как всегда, сыграл лучше всех. Он весь скорчился и прижал руки к животу.
— Черт, совсем загибаюсь!
Они тоже поторчали у стены — ведь их было видно в любое выходящее во двор окно. На педсовете Макс заметил, что эпидемия, неожиданно поразившая старшую группу, дает, конечно, определенный повод для волнений, но есть надежда, что к отъезду они поправятся.
— А ты как думаешь, Аннерс?
— Наверняка поправятся, — сказал он, и Бьёрн засмеялся.
— Жара, — проговорил Йохан. — Вам не кажется, что это от жары?
— В такую жару и впрямь недолго заболеть, — осторожно вставил Айлер, поглаживая указательным пальцем длинный прямой нос, — но меня несколько удивляет, что все трое заболели так внезапно, один за другим.
— Но ведь действительно очень жарко, — вмешалась Сусанна, и Йохан иронически приподнял уголки губ, — тем более сейчас, в сентябре.
— Ну ладно, — сказал Макс и перешел к вопросу о поездке.
Бьёрн стал с воодушевлением рассказывать, что все уже готово, они с ребятами подготовили программу, и намекнул, что работать с ними было легко, дело шло как по маслу.
К Аннерсу со всех сторон устремились удивленные, любопытные, многозначительные взгляды: вот, оказывается, как хорошо ребята могут себя вести, вот какого отношения к себе можно добиться.