Балтиморская матрёшка
Шрифт:
— Они? — переспросил Лис. — Кто — они?
— Они! — упрямо повторил Пацак.
— Да кто?! Роботы из будущего? Сирены с Титана? Ктулхи со дна океана? Посланцы ада?!
— Я ведь серьезно, Лис… — обиделся Пацак.
— И я серьезно! Ну кто? Кто?! Ты можешь внятно сформулировать?!
— Хант говорит, что это какой–то… Ну, вроде параллельного мира… А это вроде плацдарма у них… Они пытаются имитировать людей, только пока плохо выходит, получаются как куклы… тот Шаман… Он у них главный… А стекла — чтобы наблюдать за нами…
— А–а, большие снежные люди из параллельного
— Ну, как же… — растерялся Пацак. — Ну… Земля… Пространство для жизни… А из людей они сделают рабов…
— Пацак, ну ты включи мозги–то, если есть! Если кто–то крут настолько, что может перемещаться по разным мирам, и играючи сделал вот этот бункер, и имитирует людей, как нечего делать… НАХРЕНА таким крутым тварям — кого–то порабощать? Тем более — тебя! Что ты можешь сделать ценного для них?!
— Ну…
— Только не говори мне, что они пустят нашу кровь на удобрение, или что мы живые аккумуляторы, а человеческий мозг — батарейка с лучшим на свете КПД!
— Ну–у…
— А тогда нахрена бы им была нужна вся эта мышиная возня с бункером и куклами под людей? Да они бы всех людей передавили легко и просто, как муравьев! И делал бы здесь дальше, что хотят! Они… Вот ведь в каша в голове…
— Это не люди, — сказал Туз.
— Туз, ну ты–то… Ну Пацак и эти — ладно, у них в голове опилки. Но ты–то?..
— Это не люди.
— Не сходи с ума, Туз, — сказал я.
— Это не люди! Они только маскируются. Они, и весь этот бункер… Разве такое под силу сделать человеческими руками?!
— Н–дя… — хмыкнул Лис. — Все–таки опилки… Даже не смешно.
— А ты думаешь, — вдруг зло сказал Туз, — что все знаешь о том, как устроен мир?
— В смысле?..
— Для существа, которое не владеет даже картой собственной головы, ты не слишком ли самоуверен, обсуждая вселенную, Лис? Ты уверен, что знаешь абсолютно все о том, как устроен мир?
— Что–то я не очень понимаю, куда ты клонишь…
— Вот ты нам столько интересно рассказал, — подозрительно подобострастно промурлыкал Туз, — а сам–то, значит, про доктора Катлмана никогда не слышал?
— Про кого, кого?.. — насторожился Лис.
— Доктор Катлман. Был такой нацистский врач, ставил эксперименты над детьми в концлагерях…
— Что–то я ни разу не слышал.
— Ну, начинал работать он еще в лаборатории Павлова, только его оттуда выгнали за чрезмерную жестокость опытов.
— Подожди… — влез Пацак. — Павлов — это который делал собак с двумя головами и разрезал им желудки?
— В частности.
— И из той лаборатории — его выгнали за жестокость опытов?..
— Угу. Только доктор Катлман работал с кошками. Брал котят, когда они только открывают глаза, когда у них начинает формироваться область коры мозга, отвечающая за зрение и распознавание образов, и помещал их в комнату, где все: стены, мебель, миска для еды, да и сами котята, — были выкрашены в мелкую полоску. И даже люди, когда входили в эту комнату, надевали полосатые халаты, ботинки и маски.
— Зачем?
— Потом, когда котята подрастали, он запускал их во вторую комнату. Где все было в мелкий горошек.
— И?
— Кошки сходили с ума. Слепли в один миг. Налетали на мебель, в ужасе отскакивали, — и носились так по комнате, бились о мебель и стены, пока не падали без сил…. Но если их поместить обратно, в полосатую комнату, постепенно приходили в себя.
— А если в первую комнату — поместить один предмет, выкрашенный в клеточку? — язвительно заметил Лис.
— А он делал еще круче, — с готовностью отозвался Туз. — Он брал обычный предмет, ни разу не полосатый или в горошек, самый обычный некрашеный комод. И заносил его в полосатую комнату…
— И что? — жадно спросил Пацак.
— Подросшие котята дыбили шерсть и ходили напряженные, но самого комода упрямо не замечали. Но доктора Катлмана заинтересовало другое. Когда он стал в полосатую комнату к уже подросшим кошкам из первой партии подбрасывать новых котят, только открывавших глаза. А обычный комод так и стоял в углу…
— Новорожденные–то должны были его видеть, — веско заметил Пацак.
— Должны. И они, вроде бы, даже видели — сначала… Но когда пытались подойти к комоду и вскарабкаться на него, остальные кошки, выросшие в полосатой комнате, вдруг становились тревожными, и отгоняли котят в другое место… Месяца через два котята из второго поколения уже не подходили к тому комоду. И даже когда вносили другие обычные вещи, они их совершенно не замечали. Будто их просто не было. Даже тревожиться перестали…
— И за это его выгнали? — спросил Пацак.
— Не совсем за это. Катлман хотел пойти дальше. Но смог продолжить свои опыты только во время войны, когда стал сотрудником доктора Менгеле. Работал с ним в фашистских концлагерях, но для опытов брал не всяких евреев, а только совсем маленьких детей — грудничков. Он пытался повторить свои старые опыты на людях, но…
— Не получилось? — с надеждой спросил Пацак. — Дети все видели нормально?
— Да нет, — сказал Туз. — Получилось, только не совсем так, как ожидал доктор… Катлман вдруг заметил, что дети ведут себя странно… Иногда груднички, когда их только начинали дрессировать в полосатой комнате, и они еще замечали обычные вещи… Иногда дети вдруг вели себя так, будто в комнату внесли неполосатый предмет, — в то время, когда в комнате ничего такого не было, все только полосатое…
— А на что они реагировали? — спросил Пацак.
— Вот и доктор Катлман тоже заинтересовался… Что могут видеть дети в комнате, где он сам и его лаборанты не видят ничего странного?..
— Ты хочешь сказать… — медленно и с натугой, будто пробирался через болото, проговорил Пацак, — что дети начинали видеть что–то… чего не видели сами лаборанты?..
— Не начинали видеть, а все еще видели, — поправил Батый.
— И что это было? — спросил Пацак. — Он выяснил? Туз!
— Он хотел это выяснить, даже начал ставить новые эксперименты… Только однажды утром его сотрудники пришли в лабораторию и увидели, что лаборатория совершенно пуста. Пропал и доктор Катлман, и все дети, над которыми он экспериментировал, все его установки, картотека, все материалы… И как ни искали, ничего не нашли. Все будто в воздухе растворилось.