Бальзам на душу
Шрифт:
Приймаку оказали первую помощь и срочно отправили в больницу. Врач опасался, что больного придется везти во Львов в специализированный стационар, настолько состояние больного казалось ему тяжелым. Несмотря на это, Приймак успел высказать свои претензии начальнику полицейского патруля. Поэтому, отправив раненого в больницу, полицейские занялись нами вплотную.
Прежде всего они заставили всех присутствующих собраться в холле и проверили у всех документы. Старший патрульный с погонами сержанта просмотрел бумаги, строго хмурясь и саркастически кривя губы. Над российскими паспортами он хмурился особенно долго и дотошно сличал фотографии с оригиналами. Покончив с этим делом и явно не зная, что делать дальше, он набрался смелости и позвонил начальнику полицейского управления, который, как я поняла, в этот момент мирно отдыхал у себя дома.
Содержание разговора от меня практически ускользнуло, поскольку бравый сержант говорил по-украински, деликатно понизив голос едва ли не до шепота, но у меня сложилось впечатление, что он всячески пытался приуменьшить значительность случившегося. Не знаю, в чем тут было дело, – то ли пани Шленская пользовалась в городке безупречной репутацией, то ли сержант не принял всерьез предостережения человека с пробитой головой, то ли здесь было не принято загружать начальство проблемами после окончания рабочего дня, – одним словом, рассмотрение всех обстоятельств было отложено до утра.
Я попыталась вмешаться и открыть глаза сержанту на истинное положение дел, но, кажется, моим доводам он поверил еще меньше, чем человеку с пробитой головой, и, посоветовав всем не покидать гостиницу до особого распоряжения властей, отбыл восвояси. Насколько я помнила, по-украински слово «безпека» означает «безопасность», но в данном случае просто напрашивался перевод – «беспечность».
Единственное, что меня утешило, – немного подумав, сержант все-таки оставил до утра в отеле одного из своих подчиненных – молодого худощавого парня с мечтательными голубыми глазами и русым чубом, лихо спадающим из-под форменного кепи. По задумке начальника, этот молодец должен был пресекать любые попытки обитателей отеля покинуть его. После того как товарищи удалились, наш часовой по-хозяйски расположился в мягком кресле напротив входных дверей и демонстративно сдвинул на живот кожаную кобуру с пистолетом, всем своим видом давая понять, что за время его дежурства живым отсюда никто не выйдет.
Лично меня его самоуверенность нисколько не убедила. Покинуть здание под таким надзором было проще простого – ведь здесь имелись не только окна, но и черный ход. С большой долей вероятности можно было предположить, что к утру в отеле не останется ни одного человека с нечистой совестью, но кудрявого центуриона это, похоже, ничуть не заботило. Он удовлетворился тем, что знаком потребовал от нас разойтись по комнатам, закинул ногу на ногу и принялся перочинным ножиком скоблить свои ногти.
Не знаю, была ли у пани Шленской мысль бежать. Мне показалось, что она полностью деморализована. Поникшая и распухшая от слез уходила она к себе, сопровождаемая постаревшим паном Леопольдом, который держался точно на похоронах.
Кое-как все наконец улеглось, и постепенно отель задремал. Во всяком случае, в нем воцарилась тишина, на фоне которой особенно буйным и неистовым казался разгул стихии на дворе.
Стариковские кости не подвели – за стенами отеля ревела настоящая буря. Дождь с глухим шумом валился в густую листву, лупил в окна, дубасил по крыше. Ему вторил ветер, завывающий где-то на чердаке как стая взбесившихся котов.
Нервы мои были взбудоражены до предела, и я никак не рассчитывала, что мне удастся сегодня заснуть, тем более под такую какофонию. Не раздеваясь, я лежала на кровати и вслушивалась в дикие звуки непогоды, пытаясь сообразить, как из этого грохота можно вычленить осторожные шаги маньяка, если таковой все-таки решится выбраться сегодня в город.
Рассуждая таким образом, я совершенно невероятным образом уснула – да так крепко, как, наверное, не спала в детстве. По крайней мере, проснувшись, я не сразу поняла, где нахожусь, а такое со мной случается крайне редко.
А разбудил меня двойной удар грома, прозвучавший, казалось, над самым моим ухом. Я открыла глаза и, как уже говорилось, принялась соображать. Шум и топот в коридоре вернули меня к действительности. Я поняла – что-то опять случилось.
Опять все постояльцы повыскакивали из своих номеров. Судя по их лицам, непогода сморила не одну меня – все выглядели заспанными и растерянными – Виктор, супружеская пара, братья Коробейниковы, профессор Куницкий и юная горничная, ночевавшая на втором этаже. В конце коридора с пистолетом в руке бежал полицейский, отчаянно встряхивая чубом. За ним пробирался пан Леопольд без пиджака, но в подтяжках. Сейчас на его унылом лице был написан настоящий ужас. Я ничего не могла понять.
– Что, черт возьми, стряслось? – тихо спросила я у Виктора.
– Стреляли, – сказал он, работая под героя популярного кинофильма.
Я все равно ничего не понимала. Кто стрелял, в кого? Ведь все живы, все на месте… Я еще раз оглянулась по сторонам. Ах нет! В коридоре нет обоих немцев. Выходит, они стреляли друг в друга? Я с ужасом уставилась на Виктора, но не успела ничего сказать. Подлетел бравый наш часовой и, размахивая пистолетом, заорал во всю мочь:
– А ну, смирно! Усим стоять! Хто стрелял?
Ответом ему было сумрачное молчание. Потом профессор Куницкий выступил вперед и рассудительно произнес:
– Как видите, господин полицейский, мы все стоим без оружия и даже не вполне одетые. Позволю себе заметить, двое постояльцев в данный момент отсутствуют. Может быть, стоит заглянуть в их номера? Вот за этими дверями, пожалуйста!
Парень подозрительно посмотрел на него, потом на указанные двери и сипло прошептал, повелительно кивая:
– Видчиняйте!
Никто, однако, не двинулся с места. Тогда полицейский, насупившись, осторожно толкнул рукой дверь двухместного номера, где жили дружные немцы. В первой комнате горела люстра, но в обеих спальнях было темно. Больше я ничего не успела рассмотреть – в порыве любопытства все постояльцы сгрудились за спиной полицейского и заглянуть в номер не было никакой возможности. Я только увидела, как страж порядка внезапно отпрянул и, дико оглянувшись, угрожающе взмахнул пистолетом.
– Уси назад! – страшным шепотом произнес он и захлопнул за собой дверь.
По его искаженному лицу я поняла, что дело плохо. Бедный парень явно впервые попал в такую переделку. Держа нас всех на мушке, он истерически потребовал от портье, чтобы тот немедленно позвонил в полицию и потребовал помощи, поскольку в отеле произошло двойное убийство. Пан Леопольд, пошатываясь на ходу, отправился звонить. Те, кто остался в коридоре под прицелом чубатого парня, испуганно переглядывались, не решаясь протестовать.
Однако мне показался чрезмерным ужас, написанный на лице Вампира. Он был в состоянии, близком к панике – лицо его с каждой секундой все больше бледнело, губы тряслись, а глаза беспорядочно бегали по сторонам, точно ища путь к бегству. Улучив момент, я потихоньку спросила Вампира, что случилось. Посмотрев на меня жалким взором, он сжался в комок и обреченно прошептал:
– Их убили. Из нашего обреза. Он там лежит. На ковре.
Глава 16