Бамбук шумит ночью

До недавнего времени военные действия американских интервентов в Лаосе были как бы на заднем плане — внимание мировой общественности сосредоточилось главным образом на «грязной войне» США во Вьетнаме. Лаос оставался «неведомым фронтом».

А между тем проникновение США в эту небольшую страну осуществлялось упорно и последовательно под ширмой оказания «помощи». ЦРУ использовало в своих интересах внутренние противоречия и племенную рознь среди многочисленных этнических групп и племен. Одновременно шли лихорадочные поиски наиболее подходящей креатуры, которая в случае выдвижения ее на роль диктатора проводила бы в Лаосе политику, угодную империалистам США. Поначалу, еще в 1954 году, такой креатурой Вашингтона стал никому ранее не известный Катай, отстранивший от

власти принца Суванна Фуму. Но в 1956 году, не сумев выполнить американских требований — разгромить патриотические силы, — Катай сходит со сцены. Во главе вьентьянского правительства вновь становится Суванна Фума. Но он опять не устраивает посла США: на смену ему в 1959 году приходит еще один ставленник, подобранный ЦРУ, — некий Сапаникон. Затем сменяется несколько «правительств» — Абая, Сомсанита и других. В 1960 году часть офицеров, руководимых капитаном Конг Ле, свергает Сомсанита и у власти (в который уже раз!) становится Суванна Фума. Его вскоре оттесняет генерал Фуми Носаван, но соперничество других генералов вынуждает его бежать в Таиланд.

Во время этой правительственной чехарды продолжается кровопролитная гражданская война, разжигаемая агентурой ЦРУ и поощряемая Вашингтоном. Горят села, гибнут тысячи мирных жителей… Скупые сообщения, проникающие в мировую печать, не в силах отразить страшную трагедию лаосского народа. Более того, остается неразоблаченной, по крайней мере в глазах широкой мировой общественности, подлая и гнусная роль Соединенных Штатов.

Книга М. Варненской, известной польской писательницы и общественной деятельницы, которая много раз ездила в Индокитай (она подолгу бывала на Севере и Юге Вьетнама, в Камбодже и Лаосе), последовательно освещает лаосские события. Следует отметить, что М. Варненска видела Лаос как бы с двух сторон — она посетила «королевский» Лаос и трижды совершала поездки по освобожденным зонам, находящимся под контролем Патриотического фронта.

«Бамбук шумит ночью» — это страстная, гневная публицистика, до конца разоблачающая лживость, цинизм и клевету американской пропаганды. В то же время автор выражает любовь и восхищение героизмом, стойкостью и мужеством народов Лаоса, борющихся с американскими агрессорами. М. Варненска — очевидец лаосских событий, и уже этим предопределено значение ее книги.

Советский читатель хорошо знаком с творчеством М. Варненской. За последние годы у нас вышло несколько ее книг. «Бамбук шумит ночью» — это не просто перевод одноименной книги, опубликованной в Польше. Из всех материалов, присланных мне писательницей в 1970–1971 годах непосредственно с мест событий, мною отобраны наиболее актуальные и интересные. Надеюсь, что читатели благожелательно встретят эту новинку публицистической литературы.

Я. Немчинский

Моя очередная индокитайская поездка началась в одну не очень прекрасную предвесеннюю ночь.

Сырая, дождливая темень. Постойте — которая же это по счету бессонная ночь, проведенная на дорогах войны?.. Меня окружает непроницаемая, густая тьма. Машину бросает на крутых поворотах. Черное, безлунное небо дрожит от знакомого и противного грохота моторов: американские самолеты опять над нами. Следят за движением на лесных дорогах.

Газик скрипнул тормозами. Доносится тихий шепот, речь незнакомая, совсем непохожая на певучий вьетнамский язык, к которому я привыкла за эти восемь с лишним лет. Двое из троих сопровождающих внезапно исчезли бесследно, словно растаяли в ночи. С гор плывет резкий запах тропической зелени, основательно нагревшейся за долгий жаркий день, но быстро остывающей вечером. Снова раздается пронзительный крик ночной птицы: два коротких двойных посвиста и один длинный… Зов этой птицы надолго останется в моей памяти и будет напоминать мне о пограничье.

Самолеты прогудели в высоте и смолкли. Становится так тихо, словно вокруг нас нет никакой войны.

Шелест шагов на тропинке. Тусклая искорка света режет мрак. Появляется неясная тень худощавого человека — это вернулся Кхам Фой. Вполголоса, на ломаном французском языке он передает нам приказ:

— Идемте! Возьмите с собой только самые необходимые вещи. Зажигать фонарь нельзя. Следите за тропинкой — она неровная.

Несколько минут копаемся в газике, который напоминает лавчонку. Чего тут только нет! Длинные скамейки вдоль бортов завалены багажом — мешками, сумками, чемоданами, фотоаппаратами. Рядом лежат термосы и электрические фонари, магнитофон и кинокамера, узелки с запасом пищи и бутылки с минеральной водой (па более поздних этапах нашей поездки нас будут сопровождать живые гуси и куры, громко протестующие против насильственного вселения в газик).

Берем с собой только полевые сумки, забрасываем за спину неразлучные вещмешки. Идем, а вернее плетемся, по размокшей тропинке. Видимо, совсем недавно прошел дождь, так как идти в потемках очень трудно — скользят и разъезжаются обутые в сандалии ноги.

— Холера ясна! — ворчит себе под нос Богдан [1] , сгибаясь под тяжестью кинокамеры и запасных лент.

Трудно, очень трудно сохранять равновесие, когда то и дело спотыкаешься о камни и корни деревьев. Из темноты слышен чей-то голос. Мы вдруг оказываемся перед крестьянской хижиной на сваях. Сбрасываем сандалии и карабкаемся по приставной лестнице. Вспыхивает притемненный свет фонарика. Колеблется желтоватый огонек каганца, старательно прикрытый чьей-то заботливой рукой. Сонный говор внезапно разбуженных детей. Протяжный вздох, похожий на стон. Двигаемся ощупью, говорим шепотом. Тьен, Дуан и Нгеун — наш эскорт — хлопочут в углу: раскладывают одеяла на бамбуковом полу, который гнется и трещит при каждом нашем шаге.

— Лучше бы не развешивать противомоскитных сеток, — говорит Кхам Фой.

Он разговаривает с кем-то из разбуженных членов семьи и заглядывает за занавеску, отгораживающую угол хижины.

— Хозяин болен, — объясняет мне Кхам Фой.

— Что с ним? — готовясь открыть походную аптечку, спрашиваю я.

— Не знаю точно. Какая-то затяжная болезнь. Днем расспросим подробно… Ложитесь, надо отдохнуть.

Он прав: уже половина третьего ночи. Кладу под голову вещевой мешок, укрываюсь одеялом — в эту пору в горных районах Вьетнама ночи довольно холодные. Богдан заснул сразу, едва положив голову на бамбуковое изголовье. Меня беспокоит неясное ощущение, мне кажется, что я забыла о чем-то ему напомнить. Осторожно маневрирую фонариком. Тонкий лучик света скользит по занавеске, за которой лежит больной. Ага! Противомоскитная сетка — зеленая. А поверху идет черная полоска.

— Богдан! Не спишь? — шепотом спрашиваю я.

— Ммм — хм… — мычит вырванный из дремы Богдан. — Что случилось?

— Посмотри: москитерия совсем зеленая, а внизу узор…

— Ну так что, если зеленая? — сонно зевая, говорит мой товарищ. — И ты будишь меня ради пустяка? После такой сумасшедшей дороги?!

— Подожди! Ты помнишь, что нам говорили? Белая москитерия привлекает злых духов! Теперь мне ясно, почему Кхам не разрешил повесить наши москитки!

— Помню! — сердито отвечает Богдан. — Может быть, комары не съедят нас? Спи!

…Вьетнамские журналисты, недавно вернувшиеся в Ханой из поездки по Лаосу, заблаговременно предупредили нас: лучше не развешивать белых москитерий во время ночлега в хижинах тхиеу со — лаотянской этнической группы. Оказывается, горные жители еще верят, что белый цвет привлекает злых духов. Старые люди из народности меорассказывали на одном из предыдущих этапов нашей поездки, что джунгли заселены добрыми и злыми духами, то благожелательными к человеку, то капризными и враждебными. Их надо умело расположить к себе и задобрить. Черный узор на темнозеленой ткани несомненно имеет какое-то магическое значение. Видимо, отгоняет злых духов.