Банда - 2

Пронин Виктор Алексеевич

Вика понимала, что Андрею в его состоянии сейчас нужен не вызов, не бравада, не девушка своя в доску. Она должна была стать просто красивой женщиной, которая понимает его лучше, чем кто бы то ни было. После той ночи, когда он остался у нее и казалось, что все определилось надолго, если не навсегда, Андрей попросту исчез. Он сразу почувствовал, что в чем-то важном она сильнее его, отчаяннее, готова идти дальше, без раздумий и колебаний. Он так не мог. Но не мог признать и ее превосходства. Скорее всего, истина находилась где-то здесь,

где-то рядом.

Она не звонила Андрею, а вот к Пафнутьеву время от времени заглядывала. Чувствовала Вика, понимала, что Пафнутьев видит ее насквозь со всеми слабостями, желаниями и что она ему нравится. Да он этого и не скрывал, говорил открытым текстом, но так решительно, что его слова вполне могли сойти за шутку. Но Вика знала - у его слов только форма шутливая, только форма, что Пафнутьев все говорит всерьез.

Придя к нему в очередной раз. Вика заглянула в дверь и, увидев посетителя, хотела было тут же скрыться, но Пафнутьев ее остановил.

– Заходи, Вика!
– крикнул он даже с некоторой поспешностью.
– Этот человек долго не задержится" он уже попрощался.

И действительно, едва посетитель услышал эти слова, тут же поднялся, поклонился, прижав красноватые ладошки к груди, словно прося простить его за неуместность появления, и пятясь, пятясь отошел к двери, открыл ее не то задом, не то спиной, и с тем пропал.

– Я не помешала?

– Помешала, - кивнул Пафнутьев.
– Ему помешала. А меня спасла. Это наш эксперт. Он приходил взять денег на водку, а тут ты. Лишила его всех планов и надежд.

– Но не навсегда же?

– Нет-нет, он через пять минут опять заглянет сюда, узнать не ушла ли ты. Но ты ведь не уйдешь через пять минут?

– Надеюсь продержаться.

– Эх, Вика, Вика, что ты с собой делаешь, - простонал Пафнутьев, усаживая гостью к приставному столику.
– Негуманно ты себя ведешь. Можно сказать, даже безжалостно.

– А что я такого делаю?
– она испуганно заморгала.

– Хорошеешь, - скорбно произнес Пафнутьев.

– Ну, ладно... Больше не буду!

– Я тебе таких указаний не давал, таких пожеланий не высказывал. Поэтому не надо. Хорошела до сих пор? Вот и продолжай этим заниматься. Я не знаю более достойного занятия для красивой женщины.

– Это вы обо мне?

– ао ком же еще?
– Пафнутьев пошарил глазами по кабинету.
– Других тут не вижу.

– Ох, Павел Николаевич, если бы мне об этом напоминали хотя бы изредка!

– Я готов этим заниматься с утра до вечера, - твердо заверил Пафнутьев.

– А что мешает?
– спросила Вика без улыбки и их взгляды встретились. Оба были серьезны.

– Я человек служивый, - спрятался Пафнутьев за шутку.
– Было бы указание.

– Считайте, что вы его уже получили.

– Ох, Вика... Все эти твои штучки заставляют мое сердце время от времени попросту останавливаться.

– Какие штучки, Павел Николаевич?
–

и Вика так захлопала невинными своими глазами, что сердце Пафнутьева и в самом деле готово было остановиться. Но он решительно взял себя в руки.

– Не надо нас дурить, Вика. Не надо нас дурить. Знаешь, какой я умный? Ты даже представить себе не можешь, какой я умный. Иногда самого ужас охватывает.

– Представляю, - сказала она, закинув ногу на ногу.

– Боже!
– воскликнул Пафнутьев.

– А что такое?
– не поняла Вика.

– Да у тебя, оказывается, и коленки есть! И какие коленки!

– Какие есть, - скромно сказала Вика, одернув юбку.

– Что Андрей?
– спросил Пафнутьев отлично сознавая, что этого вопроса задавать не следовало, но он решил быть честным по отношению к своему юному другу.

– Не знаю, - холодновато ответила Вика, ответила не только на этот вопрос, но и на все последующие, связанные с Андреем, связанные с кем бы то ни было, кроме Пафнутьева. Он понял. Помолчал.

– Ну ничего... Никуда он, бедолага, от нас не денется. Все хорошо, Вика. Знаешь, у законченных наркоманов, да и у начинающих тоже, бывает так называемая ломка. Это когда заканчивается действие одной дозы наркотика и уже хочется, мучительно, нестерпимо хочется новой дозы. Страдания человек испытывает совершенно невероятные. Вот и у него сейчас идет такая ломка.

– Сколько же ему можно еще ломаться?

– Это от него не зависит, это от организма. Как природа-мама определит, так и будет. А мы со своими жалкими потугами во что-то вмешаться, что-то изменить, ускорить, замедлить... Можем только помешать. Он чувствует, что прежний наркотик кончился, действие его ослабло, но боится себе же признаться в этом. Ему кажется, что здесь есть что-то нехорошее. Он ошибается. Тут все нормально. Так и должно быть. И никак иначе.

– Павел Николаевич, - проговорила Вика каким-то другим тоном, скажите лучше... Как вы поживаете? Что вас тревожит, что радует, что тешит?

– На все твои вопросы отвечаю одним словом - А мои. Твой сосед. Меня радует, что удалось познакомиться с ним довольно плотно, но меня тревожит то, что некоторые люди, - он поднял глаза к потолку, выпустили его... Напрасно. Ох, напрасно. Но меня тешит полная неопределенность - они не знают, как им быть дальше... Ну, да ладно. А тебя он не тревожит?

– Пока нет... Пропал куда-то. Вся компания съехала с квартиры. Тишина.

– Они в самом деле съехали или просто затихли?

– Съехали. Я на их двери укрепила волос... Если бы дверь хоть раз открылась, я бы сразу это поняла. Не открывалась. Мой волос все эти дни остается на месте.

– Легли на дно, - сказал Пафнутьев с огорчением.
– Ну, ничего, проявятся, крючок мы забросим уже сегодня вечером. Клюнут. Или лучше сказать - проклюнутся. Тебе не хочется поменять квартиру? Я бы мог посодействовать?