Банда гиньолей
Шрифт:
— Мама! Мама! — взывал он к ней…
Кармен вопила, что ее насилуют… Все девицы сбежались — разве можно было пропустить такое?., заголились, выставив перед ним напоказ свои срамные губы… Панталоны спущены, шуршание ткани, волны шелкового белья… Он обомлел, повалился на колени, припал к полу, простершись на мусульманский лад, стремительно распрямился и начал вытягивать руки над собой, каждый раз вскрикивая «Зу! Зу! Зу!» Это стоило видеть!.. На него начали выливать все пиво, что попадалось под руку… поллитровые бутылки, банки, стаканы грога… запрокинув голову, он ловил всю эту жидкость разинутым ртом: «Буль! Буль! Буль!..» И вновь вспыхнуло веселье. Завертелась фарандола… Негра повалили, начали катать, топтать… Он кряхтел, задыхался под ногами, что, впрочем, не помешало ему орать здравицы хозяину, женщинам, мужчинам и всеблагому Господу. Он все сразу простил ему и ревел: «I forgive you!»
— I forgive you, Daddy God! Я прощаю тебе, папочка Боже! Прощение по всем статьям.
Надо было дать музыкантам передохнуть. Они измучились, а Деде лодырничал… Леония взяла Просперову гитару, добрую бретонскую гитару — она в Рио научилась играть… Совершенно очумевшие девицы кувыркались друг на дружке, визжали под действием возлияний абсента с шампанским, выставили на всеобщее обозрение батистовое бельишко, выходили на шпагат — опаньки!.. Все дрожало от дикого хохота, строение трещало, содрогалось, гудело, как барабан…
— За здоровье короля Георга! За победу сутенерской братии!..
Вот оно как пошло!.. Тосты произносил Каскад.
Испытав прилив воодушевления под впечатлением криков «ура!», моряки в свою очередь скинули куртки — такая же шпана, что и полисмены, — обнажив татуированные торсы. Самый толстопузый оказался разукрашен больше всех. Зелеными буквами было наколото «Rule, Victoria» — «Правь, Виктория» — и королева-мать верхом на великолепном дельфине. Девицы пришли в такой восторг, что все остановилось: не каждый день увидишь подобную татуировку.
Тотчас разгорелись споры, всяк доказывал свое. Мнения были самые разные, каждый показывал свои наколотые украшения. Татуировок было много, и у женщин не меньше, чем у мужчин, особенно на грудях… Решили устроить конкурс. Чаще всего встречались пронзенные кинжалом сердца, но самое сильное впечатление произвел, безусловно, полисмен с королевой верхом на дельфине — нечто монументальное. Свисавшие с брюха складки служили ему как бы волнами, и он показал, как это получалось. Он стал предметом общей зависти… Каскад поднес ему бокал шампанского и объявил победителем. Малютка Рене разносила бутылки, но пушечные выстрелы нагоняли на нее такой страх, что руки у нее дрожали, и она роняла бутылки…
— Дрейфишь? — спрашивали у нее.
— Ой, н-не… знаю… не… знаю… я, — лепетала в ответ Рене, перепуганная до смерти. Тряслась от страха только она, да еще негр. Тот пучил глаза, эхом отзывался на каждый взрыв и как заведенный бубухал толстогубым ртом: «Бум! Бум! Бум!..»
Состен неожиданно разгорячился:
— Да здравствуют русские!.. Да здравствует Тибет!.. Ему хотелось приковать к себе всеобщее внимание.
— Да здравствует Тибет!.. Но никто и ухом не повел…
Между тем налет продолжался. Стрельба усилилась, теперь уже в Ламбете… а те двое все не возвращались… Плохо дело… Мне не удавалось оглушить себя напитками… Что-то, видно, случилось…
Может быть, они утонули?.. Лучше было бы им не возвращаться… А если они все в сговоре?..
Подозрения вновь зашевелились во мне. При одной мысли об этом сердце у меня начинало колотиться. Я опустился на место…
— Вы тоже так думаете, Вирджиния?..
Я спросил просто так… Она все равно не могла понять, не могли в ее голове завестись такие мысли… Но во мне крепла уверенность: это была ловушка, коварный ход. Оттого и так ласков со мной этот жулик, все глаза мне отводил девицами и прочим… Бордельщик чертов, я раскусил тебя!.. Именины, видите ли, и все такое! Я тебя вижу насквозь!.. Подкосило это меня. Чистая работа… Ну как же, праздник пришелся аккурат на этот день!.. До чего же хочется им вогнать меня в гроб!.. Вот что крылось за всей этой трескотней… Чуяло мое сердце, пришел конец. Хоть волком вой!.. Те двое никогда не вернутся… Ох, берегись, комедию ломали! Того и гляди, заявятся сюда легавые, да не местные, а из Скотланд Ярда, подручные Мэтью, отличающиеся рвением в исполнении служебного долга… А, вон они, появились из мрака… Нет, это моряки… Как меня классно накроют! Голеньким возьмут: ну-ка, кролик, пожалуй-ка в утятницу!.. Так и стояло это у меня перед глазами… Плюх туда — и подавайте в хрустящей корочке!.. Вот дурак! Вот тебе и именины! Как облапошили!.. Сговорились все до единого!..
Удирать, и теперь по-настоящему!.. Я схватил Вирджинию за руку и потащил за собой.
— Живее, мадемуазель! Уходим!..
Шаг, другой… стоп! Каскад! Он ждал от меня такого хода и преграждал мне дорогу к двери.
Поворот на сто восемьдесят градусов! Вернулся и сел… Я глядел таким дураком, что все держались за животы. Праздник у парня! Хорош праздничек выдался,
— Вирджиния, I don't feel well!.. Мне нехорошо!..
Она поняла сразу, что это не притворство…
— Давайте выйдем во двор на минутку!
— Но ведь запрещено, воздушная тревога!..
— Да, но я не могу больше, я задыхаюсь!..
Состен, которому тоже было не по себе, делал мне исподволь знаки: мол, надо бы подышать свежим воздухом… Надо было придумать какую-нибудь уловку…
Нашел! Отправиться на поиски Дельфины!.. Я заорал:
— Вы слышите, как она горланит? Как можно так разоряться на улице? Да вся полиция сюда сбежится! Надо с этим кончать, вернуть ее во чтобы то ни стало! Надо ее найти!
Вот какой я находчивый.
— Вот и сходи за ней! — послышалось в ответ. — Go fetch the bitch! Сходи за козочкой!
Наконец-то мы на улице. Так-то лучше! Фу-у-у… Можно отдышаться! Засвежело. Мы погружались в ночь, и нам было хорошо… А наверху гремело оглушительно, мелкие осколочки от снарядов противовоздушной обороны чиркали по камням — ничего страшного…
Мы сели и принялись размышлять. Трезвый рассудок начал возвращаться к нам. Слава Богу, что мы выбрались из этой катавасии. Да еще прибавить к этому табачный дым, перегарный дух. Но хуже всего было орание в уши, от которого взбаламучивались мозги. По мне, так лучше орудийная пальба… Но только не в том был истинный смысл… Я встряхнул Состена:
— Бежим!
— Ты думаешь?
Он не был уверен. Ему хотелось еще немного отдохнуть под покровом темноты, привалившись к стене кухни.
— Только одну минутку, договорились? Не больше! И смотри, не засни!..
Это было бы неосторожно.
Поглядел на воду, на движение судов… Жизнь не останавливалась, что-то неслышно скользило по реке, огни фонарей двигались во всех направлениях… Судоходство… Сходились, расходились красные, желтые, зеленые огоньки, отдалялись, пропадали… Пароходный гудок, потом натужное пыхтение совсем рядом… Пф! Пф! Пф!.. Судовая машина. Совсем близко, вплотную к берегу шло грузовое судно. Проплыл высоченный борт. Тень скользила за тенью. Миновало… В городе горели пожары. Все-таки падали на него бомбы, и, видимо, в изрядном количестве. Три или четыре очага. Высоченные языки пламени облизывали облака, султаны дыма клонились набок. Такие длинные, такие гигантские шлейфы дыма, что они застлали Лондон на всем его пространстве, накрыли все северные пригороды. Клубящийся дым достиг Биг Бена, окутал часовую башню, пожарную каланчу, здание Палаты общин, Королевский дворец — словом, все… Величественное, титаническое зрелище! Даже не предполагал, что возможна такая красота. Из пивной, из подслеповатой сараюшки нам ничего этого не было видно. Как хорошо, что мы ушли!..