Банда гиньолей

Селин Луи Фердинанд

В изумлении они уставились на меня: это был прежний я, и энергия била во мне через край!

— Почтительно кланяюсь, парящие сударыни, и уступаю дорогу! Мечта!.. Ваш покорный слуга, ваш паж!

Привлекши к себе девочку и Состена, я едва слышно прошептал:

— Держим путь на Лайм, Поплар! Горячая преданность! Я вас спасу!..

Главное — присутствие духа.

Предстояло сделать изрядный крюк. Чем хуже, тем лучше!..

— Ну, поднялись! В путь! Вернемся в город окольной тропой бородавчатых жаб!..

Удачный замысел: по сырой

тропке, которой пользовались здешние обитатели, у самой кромки берега… Идти было скользко из-за оседавшего на ней при отливе слое гнилых водорослей. По счастью, место было мне немного знакомо: нам с Коротышкой Полем случалось заглядывать в док фруктовозов «Самарланд» к одной девушке-испанке. Этим путем мы и смывались оттуда… Лишь бы не набрести снова на столовку… Еще один крюк… и мы уткнулись в ограду поста берегового телеграфа… того же лилово-серого цвета, что и небо, река, дома… Еще издали я приметил две фигуры, двух сидевших на корточках людей… Я всматривался, но видимость была плохая, все скрадывал быстро поднимавшийся от реки густой туман… Клубы мглы наплывали друг на друга… огромные, заволакивавшие окрестность клубы…

Кто же там?.. Засада?.. Легавые?.. Вот оно!.. Нет, нет! Фу-у-у!.. Слава Богу! На земле лежала Дельфина, а подле нее сидел негр.

— Дельфина! — окликнул я.

Они обнимались, целовались, ласкались, согревали друг друга, засосам не было конца. Волна нежности нашедших друг друга в ночном мраке и холоде…

Она увидела меня, и сразу в крик:

— А, это ты, кровососик!

И ну метаться, размахивать руками… Шляпа слетела, вуалетка упорхнула, сорванная ветром, рассыпавшиеся волосы лезли ей в рот…

Она вскочила на ноги и понесла несусветный вздор — уж такое действие я производил на людей… С перепугу негр бухнулся ничком, запросил пощады, решив, что я из полиции…

— Полиция! — взывал, молил он. — Полиция!.. Not me! Not me! Это не я!..

Ему мерещилось, как и мне. Всюду ему чудилась полиция! Мне стало смешно — настал мой черед смеяться.

— Скажи-ка, цыпочка, — обратился я к красотке. — Это твой черный?

Я в шутку намекал на гринвичского черного, связанного с тем вечером, когда появились сигареты, который вроде как свалился сверху, — черного мужчину в тоннеле под железнодорожным мостом в тот роковой вечер, когда она бегала за врачом.

Словом, вся эта заварушка. Ничего, переживет!..

— Мерзавец! Невежа!

Она ощерилась, точно львица, начала осыпать меня оскорблениями, грозно выпрямилась. Как посмел этот негодяй!.. О прошлом — молчание! Si-len-ce!

Она плюнула мне в лицо.

— Murder! Murder! — надрывалась она. — Убийца! Варвар! Ей было наплевать на шум, на то, что заявится полиция.

Ну, я проучу ее! Негр так перепугался, что забегал на четвереньках вокруг нее. Совсем сдурел с перепугу, заблеял: «Бе! Бе! Бе!», начал кататься по земле, потом надумал спрятаться под Дельфиной, зарыться в ее юбки, подскочил к ней, начал шуровать в ее исподнем.

— Иисусе! —

жалобно стенал он. — Pity! Pity! Смилуйся!

Остервеневшая Дельфина яростно колошматила его, пинала, молотила ручкой зонтика по голове… Бац! Бац! Бац!.. Зонтик сломался. Знатная взбучка!..

— Little mother! — вскрикивал он при каждом ударе. — Мамочка! I love you!

Неожиданно он гулко захохотал, точно из огромной бочки… О-го-го!.. Отголоски, ширясь, раскатывались над рекой.

Она все колотила, а он все хохотал… О-го-го!.. Распластался обессиленно животом по гальке, а удары все сыпались на его череп… Бац! Бац! Бац!..

Она уселась на него верхом. Последний штурм!.. Наддай, курочка!.. Но Дельфине было не до смеха, она кипела злобой, потеряла рассудок от бешенства, совершено обезумела. Увидев, что я торчал рядом, расплывшись в дурацкой ухмылке, она кинулась с намерением поколотить и меня, но я вырвал у нее зонтик. Обезоруженная, она взвыла пуще прежнего:

— Kill me! Kill me then. Man убей меня!..

Она подобрала шляпку, надела ее, прикрепила вуалетку, натянула митенки, выпрямилась во весь рост: убивай!.. Она требовала:

— There! There! Вот сюда, сюда!..

И тыкала себе в грудь. Прямехонько в сердце. Именно сюда, а не куда-нибудь!.. Она с треском разодрала на себе платье, на том самом месте, куда я должен был поразить ее.

Если появятся полисмены, их глазам предстанет пикантная картина, а она назло орала как оглашенная, так что слышно было, надо полагать, на другом берегу…

— Lady Macbeth speaks to you! С вами говорит леди Макбет!

— Да заткнись ты, заткнись!.. Я был сыт по горло.

Если бы я прикоснулся к ней, она подняла бы еще более жуткий крик.

— Вонючий хорек! — снова перешла она в нападение. — Take your face away! Скройте ваше лицо!

Иными словами, от ворот поворот.

— No, nо! — спохватилась она и прошептала доверительно: «Слушай!»

— Seyton, я должна исчезнуть! Kill me, Seyton! Kill me! Wretch! As you killed so well others!.. Убей меня, негодяй, как убил всех остальных!..

Теперь я стал Сейтоном, так-то! А раз я носил другое имя, стало быть, именины оказались не мои… Ее приятно щекотала мысль, что я убью ее, как убил всех остальных.

Она требовательно смотрела на меня. Надо было решаться.

«Seyton, Seyton!» — заладила она свое. Я — Сейтон! Ее приводила в восторг собственная выдумка.

«Macbeth!» — вопила она ветру, призывая и его к себе, что-то собиралась поведать ему. Дельфина обняла меня, начала целовать, прельщать, осыпать ласками. Бурная страсть… Она открыла свою тайну, шепча мне прямо в лицо… вожделела меня, хотела сокрушить своей страстью… Она ласкала меня, опутывала своими чарами, тесно прижималась, изгибалась, потом разжала вдруг объятия, бросилась бежать, вскарабкалась на самый верх склона к ограде поста берегового телеграфа, собираясь произнести очередной монолог… Я побежал за ней, попытался образумить: