Бандитские игры

Стрельцов Иван Захарович

За ближайшим поворотом мы увидели прыгающего на холоде гаишника. Черный тулуп до колен, перетянутый белым ремнем с портупеей, белые нарукавники, шапка, надвинутая на глаза, сапоги гармошкой, в левой руке полосатый жезл. Увидев приближающуюся машину, гаишник замахал своей палкой, указывая в сторону обочины.

Андрюха включил поворот и медленно стал притормаживать. Я посмотрел на стража дорог. Кобура почему-то пустая, может, сунул оружие в карман? В карман… Постепенно перевел взгляд на задний план, за спиной милиционера редкой стеной возвышались чахлые елки, под ногами гаишника было натоптано. Не слишком ли для одного милиционера?

Акулов проехал с десяток метров вперед и уже затормозил, когда я рявкнул ему на ухо:

— Не останавливайся, ходу отсюда!

«Шевроле» взревел мотором и помчался вперед. В зеркало заднего обзора было видно, как гаишник сперва пробежал несколько метров, потом погрозил нам вслед кулаком.

— Ты что, озверел? — разразился матом Андрюха. — Не хватало, чтобы сейчас гаишники нас где-то стопорнули. Или думаешь, как тот колобок: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел»? Сейчас не уйдешь, не то время. И менты имеют полное право открывать огонь не только, чтобы остановить машину, но и на поражение. И все экипажи вооружены автоматами. Ты понял, Каскадер, мать твою?

— Чего ты завелся. — На этот раз начал раздражаться я. — Ты, благопристойный гражданин, полный дурак. Не знаешь, как пулю в затылок заработать. По знаку гаишника не остановились! А почему ты не задумался, что в полночь делает одинокий мент вдали от населенных пунктов, в месте, хорошо, подходящем для засады?

— Ну, мало ли, — пробубнил Акулов.

— Хорошо, перейдем к другим приметам неадекватной ситуации. Я не говорю о том, что в кобуре у него не было пистолета, так еще вместо серых милицейских штанов на этом лжегаишнике были зеленые, армейские.

— Темно же было, какого черта ты мне лапшу вешаешь. Ты, Глеб, не мог разглядеть, какого у него цвета штаны, — не сдавался Андрюха.

— Ну хорошо, хорошо, не веришь про штаны. А ты обратил внимание, какие на нем были сапоги? Не хромовые, не яловые, а обычные кирзачи. По-моему, это уж слишком, даже несмотря на упадок экономики, милиция не будет ходить в кирзухе.

— Ну ты глазастый, черт, — восхищенно проговорил Андрюха.

— Будешь глазастым, когда на дорогах полный беспредел. Едва зазевался — получи если не пулю в голову, то удавку на шею…

Предположение Акулова, что необходимо иметь запас горючего на случай его отсутствия в среднерусской глубинке, оказалось в корне ошибочным, на всем пути нашего следования попадались заправки, и не только машины-цистер-ны, торгующие одним сортом топлива, но и благоустроенные по европейским стандартам автозаправочные станции. С яркими рекламными вывесками, облицованные белым пластиком, с электронными счетчиками и обслугой в фирменной униформе.

— Вот, — не переставал восхищаться Андрей, — рыночная экономика в действии. Спрос рождает предложение, бензин — какой хочешь. Выбор — как в любом большом городе. Еще лет двадцать — и будем жить, как в Америке или Франции.

— Это вряд ли, — плюхнул я ложку дегтя в бочку Андрюхиного меда.

— Почему?

— Через двадцать лет у нас иссякнут все природные ископаемые, так что нечего будет продавать. А от производства останется только воспоминание, дескать, было когда-то. К тому времени все мозги и работящие руки уплывут за бугор. И останутся здесь самые глупые и ленивые, будут жить в трущобах. И вся экономика будет держаться на тех деньгах, что станут вкладывать в съемку фильмов ужасов на русской натуре.

— Ты хочешь сказать, на такой огромной территории будет жить жалкая кучка лентяев и дураков? А на эти огромные земли никто не позарится? Никаких территориальных претензий, так, что ли?

— На этот счет будет мировое соглашение.

— А-а, — улыбнулся Акулов, он посчитал, что загнал меня в угол. — Почему?

— Да потому, что все эти огромные территории с уничтоженной природой и опустошенными недрами будут пригодны только для складирования ядерных и токсических отходов. И станет некогда великая страна гигантской помойкой. Вот так вот, друг Гораций.

— Ну тебя, пессимист чертов, — буркнул раздраженно Андрей.

Несколько часов мы ехали молча, каждый думал о своем. Третьи сутки в дороге, посторонние люди за это время сближаются, мы же порядком надоели друг другу.

Осенью мало разнообразия на просторах матушки-России. Недаром классики не очень любили описывать это время года. Ночью мне сидеть за рулем, поэтому сейчас я решил вздремнуть. Закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья.

Мир меняется стремительно, может, и прав Андрюха, и лет через двадцать мы заживем, как люди в цивилизованных странах. Скорее всего так и будет — за всю историю государства Российского были взлеты, падения и снова взлеты. Нет, пожалуй, падать уже дальше некуда.

— А ты обратил внимание, Глеб, как гаишники реагируют на нашу тачку? — донесся до меня голос Акулова. Действительно, на всех попадающихся КПП милиционеры, безбожно стопорившие все машины, увидев «Блейзер», пропускали его беспрепятственно и как-то даже пугливо отводили глаза в сторону.

— Угу, — сонно подтвердил я, — видел.

— Это же надо, дожили, — бубнил себе под нос Андрюха. — Сейчас все открывающий пропуск — не удостоверение с гербовой печатью и названием спецслужбы. А короткая стрижка, кожаная куртка и дорогая иномарка. Езжай куда хочешь. Никто не остановит, никто ничего не спросит.

Поздно ночью мы увидели мерцающие огни огромного города.

— Подъезжаем к гиганту машиностроения. Городу революционной и трудовой славы Свердловску, — продекламировал хорошо поставленным голосом Андрюха, указывая на сияющий ореол над постройками города. Сделав короткую паузу, он исправился: — То бишь, на теперешний лад, Екатеринбургу:

Как обычно, въезд в город обозначался контрольно-пропускным пунктом ГАИ. Чем больше город, тем значительнее здание и соответственно количество милиции. На екатеринбургском КПП, кроме трех оранжевых гаишных «Лад», нас поджидал ядовито-зеленый «уазик» ОМОНа, чувствовалось, что город-труженик является кузницей не только рабочих и инженерных кадров, но и, по-видимому, криминальных.