Банкир
Шрифт:
— Валька, ты что?! — но тут в комнату завалилась вся компания, девки и ребята. Я прикрылась ладошками, присела на кушетку, чувствуя, как лицо загорелось от стыда — на мне ведь кроме коротенькой футболки и гольфов — ничего, бормочу что-то вроде: ребята… вы что… с ума сошли?..
— А она кокетничает… — захохотала одна из девиц. — Подумаешь — целка, это теперь ненадолго! А то будет из себя корчить…
Дальше все закружилось каким-то глумливым хороводом… Девки — все трое.
Валька тоже, — бросились сдирать с меня футболку, парни загоготали, я чувствовала на своем теле их липкие от пота руки… И — просто озверела… Меня повалили
— Ах ты, сука! — закричала ее подруга, сумела скрутить мне руку за спину, больно так — что и не шелохнуться. — Да я щас тебе ложкой целку откупорю, сука брыкучая!
— А ну не гони, Машка… Попка — что надо. Ну что, пацаны, первым буду, а, без обид? — произнес высокий, жилистый пацан, что был у них за главного.
— Давай, Цапля… А я ее потом в попку трахну. И — тоже первый! — загоготал другой парень.
— Да я ей щас всю морду располосую! — кинулась та девка, которой я шнобель попортила, послышался шлепок — и та завыла в голос.
— Верка, ты прекрати нам кайф ломать… Заживет нос-то, он у тебя все равно картошкой… Вот «станок» не пострадал, и это радует… — гоготнул один из парней. — Костик! Третьим-первым будешь, в ротик?
— Ну ее, еще откусит…
— Ничего, обломаем, шелковая станет…
А обе девки, Машка эта и Валька, продолжали меня держать, но хватка ослабла. А я плакала, слезы катились по лицу, как горошины…
— Ты чего все разминаешь, засаживай! — подначила Цаплю Машка.
Тот подошел, грубо тронул рукой, сказал:
— Да она сухая, как наждак…
— А ты что хотел? Зато — целка! Считай — первая у тебя… Как и ты — у нее…
— Да ломал я уже!
— Это у кого же? — снова подначила Машка.
— А ну, девки, отойдите. Вроде присмирела кобылка, никуда не денется. — Он положил мне ладонь на спину. — Худенькая… А ну о койку обопрись!
Руки мне отпустили, я вроде покорно уперлась ладонями в кушетку… Увидела его ногу, вернее, ступню босую и что есть силы врезала пяткой прямо по большому пальцу! Дальше… дальше я просто осатанела — не знаю, откуда силы взялись!
Схватила ножку табуретки — там все четыре валялись, знаешь, такие, что прикручиваются, они тяжелые, словно свинец внутри, и по башке этому Цапле — он скрючившись стоял, за ногу держался — наварила, с размаху, сверху. Звук такой, будто дубиной по бочке, козел этот упал не ойкнув, кровью залился. А я тут же дубинкой этой тычком Машке прямо в лицо и сверху, по голове…
Они как-то растерялись, расступились, я выскочила в другую комнату, схватила в охапку чью-то куртку джинсовую, прыгнула в распахнутое окно как есть, босая, голышом… Перемахнула заборчик и в лес — дачка стояла крайней у леса… Бежала, не разбирая дороги, все казалось, гонятся за мной…
Потом — остановилась, вокруг — лес, сначала испугалась страшно, решила: забрела — не выбраться… Ступни все в крови, избиты… Завернулась я в эту куртку, легла под дерево и завыла по-щенячьи… А потом, потом уже плакала навзрыд, в голос… Пока не затихла… Под курткой свернулась клубочком, согрелась, мысли какие-то были странные — что вот останусь я жить в этом лесу навсегда… И превращусь в медведицу, стану сильной и раздеру всех обидчиков…
Или — в пантеру Багиру, очаровательную, гибкую, опасную… Незаметно так я и уснула…
Проснулась — во рту вкус какой-то медный, сама — замерзшая… Сначала даже не поняла, где нахожусь, — лес кругом стеной, чуть дальше — овражек, тоже сплошь заросший, а я нагишом лежу, в какой-то куртке чужой… И — вспомнила все сразу, и стало страшно, но ненадолго… А я вдруг словно почувствовала снова липкие чужие ладони на своем теле, даже мурашками покрылась от омерзения…
Потом спустилась к ручью, осторожно, — змей боялась, я их с детства боюсь, а майские змеи, говорят, самые кусачие — они тогда свои свадьбы празднуют…
Но никаких змей не оказалось. Ручей был удивительно чистый, но очень холодный, ключевой. Я облилась вся, с головы до ног, потом закуталась в эту куртку… Куртка была совсем новая, от нее никем не пахло, и видно — Цапли, потому что длинная мне, хотя я и сама — не маленького совсем росточка.
Запахнулась я в нее, сориентировалась по ручью и пошла домой. Лесом. Уже когда подошла к Покровску, сидела в лесу дотемна: городок у нас небольшой, и ходить голой, в какой-то куртке чужой, босиком… Дождалась я вечера — стемнело в девять, в десятом, — замерзла — вечер оказался не такой уж теплый… И побрела домой. Потом одумалась: что с родителями будет, если заявлюсь вот так вот: руки — в синяках, просто пятерни отпечатались, сама — нагишом… Короче, позвонила я домой с автомата, сказала, что у подруги заночую, в Роще, — это вроде черта города, а километров десять, и автобусы после десяти никакие не ходили. Мама еще спросила: ничего со мной не случилось? — как чувствовала, а я ответила — ничего, все хорошо. Не знаю, поверила она мне или нет…
А сама действительно побрела в Рощу, деревня так называется, а рядом с ней — монастырьстаринный. Раньшев немкакой-тотехникум сельскохозяйственно-заочный помещался, потом церкви решили отдать, а в то время там как раз строители и реставраторы работали. Пришла я туда уже ночью.
И жутковато, звезды на небе, луна, и весь монастырь — он же массивный, как крепость! — в озерке отражается. И мне мучительно захотелось искупаться; забрела в воду, она показалась мне просто теплой — может, потому, что вода стоячая, прогрелась за день, может, просто я сильно очень замерзла… Зашла и поплыла в лунном луче — здорово, сказочно, что и не передать… Будто и не было ничего днем, будто… Только я, теплое озеро, небо и старинные башни… Потом выбралась на берег, отжала волосы, завернулась в ту же куртку, забрела в монастырь, влезла на какую-то башню и уснула на свежем деревянном настиле…
Весь день будто туманом каким заволокло, осталось только ощущение теплой чистой воды и свежий запах струганого дерева, живой…
Проснулась чуть свет, выбралась на шоссе, подъехала до Покровска на каком-то пустом еще рабочем автобусе… Знаешь, старый такой, с дверцей…
Пожилой водитель только кхекнул, рассмотрев мой наряд, но не сказал ничего, довез до площади… Еще и шести, наверное, не было, народу — почти никого, а я — как физкультурница — прямиком домой побежала. Отец в командировке был, мама, я знаю, к шести должна была уйти в больницу, на дежурство. Разыскала ключ под ковриком — он у нас один был на всю семью, остальные потерялись, а сделать — все никому недосуг было… Сразу забралась в ванну — до восьми утра у нас всегда горячая была, даже летом, и отмокала там, наверное, час или два…