Банкир
Шрифт:
— А питаться — манной небесной?.. — зло перебил его Решетов.
Похоже, нравоучительный монолог Михалыча ему поднадоел, тем более что тот, сопереживая нашему с Кришной собеседованию, изрядно облегчил бутылек с коньячком… Да и в «поясе верности» он чувствует себя не вполне уверенно… Да и Лена достаточно туманным взглядом, еще не вполне отошедшая от наркоты, изучает выданный ей пульт.
— Не беспокойтесь, сама установка еще не задействована… Пусть девочка потренируется, а? — решил вернуться к черному юмору Михалыч, но тут он поймал такой тяжелый и жесткий взгляд Решетова — что ни говори, а воля у него железная, да и к власти привык, — что замолчал и пригласил жестом радушного хозяина к компьютеру:
— Прошу.
Решетов вывел на монитор «оглавление» и начал быстро, выборочно просматривать файлы… Щеки его порозовели, похоже, он забыл и о «поясе верности», и о Замке, и обо всем на свете… Был «капитаном» этого «звездолета»… Пожалуй, перспективы и возможности — почти неограниченные… В полном безмолвии прошло пять минут… Десять…
— Может быть, уже пора? — отрываю я финансиста от столь приятного занятия.
— Все без обману, боярин, не сумлевайтесь. Компьютер — единичен, никаким другим не дублируется во избежание утечек; на «вход» не работает; монитор на вашем Центральном на этот раз Тишайший не включал. Вряд ли ваши церберы волокут в финансовых делах, но во избежание… Так что… Надежно, как в банке. Полагаю, вам все ясно…
— Да. Мне ясно все, — отрывисто произносит Кришна. Смотрит на меня долгим взглядом. — Мне одно непонятно…
— Да?
— Почему ты от этого отказываешься? Ведь это — власть… И к тому же ты — банкир, это — твое, неужели тебе не хочется…
— Нет. Оттого, что поводок длинный, свободнее не становишься.
— Тогда самые свободные — это нищие бомжи.
— Нет. Они не свободны уже тем, что нищие. А у меня, как ты заметил, средств достаточно. Для жизни. А во власть — играйтесь вы.
— Ну что ж…
Решетов подходит к одному из аппаратов, снимает трубку:
— Приоритет Бран вызывает Кербера.
— Кербер слушает Брана.
— Первое. Обеспечить автомобиль с полным баком. К подъезду. Еду я сам.
Второе. Никакого сопровождения. Третье. Никакой самодеятельности. Освободить подземный коридор для свободного выхода к воротам. Никаких людей по дороге. Ни с оружием, ни без. Никаких! Вам ясно?
— Да.
— Выполняйте.
— Есть.
— У вашего Кербера не возникнет соблазна э-э-э… проявить инициативу?
Скажем, по вашему освобождению. На вашу жизнь мне, честно сказать, наплевать, а вот мне страсть как жить охота… — интересуется Тишайший.
— Здесь приказы не нарушают. Это принцип.
— Да? А Альбер?
— Именно поэтому он мертв. И это знают все.
— А вот это приятно… Ну что, двинулись?
— Двинулись.
Отмыкаем тяжеленную дверь и выходим, так сказать, на оперативный простор.
Спускаемся в подземный этаж. Коридоры залиты мертвенно-белым люминесцентным светом. Впереди, уверенным шагом. Тишайший, за ним — Решетов, потом Лена и Валериан, я — замыкающий. Штука довольно неприятная: хотя никаких людей нет, но постоянно чувствовать на себе взгляд десятков камер слежения, этих бездушных зрачков… И кто знает, сколько подземных этажей в Замке, сколько еще невидимых приоритетов и уровней, на каждом из которых смогут легко принять решение о ликвидации. Именно так: не о расстреле, не об убийстве — все это слишком по-человечески, — а об устранении или ликвидации. Словно люди — просто препятствия на поле для игры… Что за игра?.. Солдатики, кегли или — Королевский Кро-кей… Бог знает.
Ворота отворены; у входа стоит весьма презентабельный «мерседес»: как определенные люди не курят ничего, кроме «Мальборо», только потому, что ниже им не положено, так и банкирам не положено кататься ни на чем ниже бронированных «мерсов». Усаживаемся. Тишайший возится под днищем с каким-то приборчиком: проверяет на «пластик». Ну что ж, береженого — Бог бережет.
Сажусь за руль.
— Мы прокатимся до автострады. Не возражаешь? — спрашиваю Решетова.
— Обратно мне что, пешочком?
— А это как знаешь. Можешь на такси… С деньгами проблем нет?
— Хм… Все шутишь… Знаешь, уезжай отсюда, Дорохов. Совсем уезжай.
Романтики в этой стране долго не живут.
— Это циники долго не живут. Нигде. А Русь без романтиков — это как поле без одуванчиков. Такого просто не бывает.
Автомобиль срывается с места. Замок остается позади. Темные башни на черном фоне выглядят несуразными громадинами, непонятно как и зачем поставленными среди векового бора.
Глава 64
Ловушки Замка Джалил обошел играючи. Работал он спокойно: будто и не было недавней смерти боевых товарищей, глупой, нелепой… Да, все в руках Аллаха, и бойцы должны умирать в бою, но… Здесь и боя-то не было; в том, что они попали в засаду так бездарно и глупо, Джалил винил только себя: мужчина не должен доверять женщине свою жизнь и жизнь своих людей — никогда ни одна женщина не может принять более мудрого решения, чем опытный боец. Потому что это так.
Хотя… Он не мог не отметить, что держалась Галина молодцом. Только когда Дмитриев решительно отстранил ее от руководства дальнейшим, только когда Джалил молча поддержал русского, Галина разрыдалась…
Все в воле Аллаха…
…Джалил передвигался бесшумно, как горная кошка; ему было почти шестьдесят, но если из этих шестидесяти сорок шесть лет твоей профессией была война… Война тайная, диверсионная…
Конечно, Джалил мог бы вызвать из Подмосковья еще одну группу, но… Он знал, что отомстить за павших воинов он должен сам.
Когда-то, еще будучи совсем молодым, он прошел свое первое обучение в армянском Курдистане. Тогда русские помогали. Помогали здорово. Теперь…
Теперь они никак не могут разобраться у себя. Удар, который им нанесла Америка, — силен, страшен; для любой страны он был бы смертелен, но Россия — велика и непостижима… Хотя… Еще не ясно, выдержала ли она этот удар… Как всякий большой хищник. Империя оправлялась медленно, зализывая раны, не уставая отмахиваться от целых стай шакалов и стервятников, собравшихся в предвкушении добычи… Он, Джалил, знал разных русских. Всяких. Знал жадных, продажных, трусливых настолько, что они позорили своим существованием слово «мужчина». Но были и другие. Таких Джалил тоже знал. Некоторых из них уже нет в живых. Они не верили в Аллаха и в своего Бога, Ису, тоже не верили… Но то, что они называли «долг», и было Богом. Как бы там ни было, Джалил верил, что когда-нибудь он встретит и их в садах Всевышнего, да будет благословенно Имя Его!
Все периферийные здания он уже обошел. Везде прикрепил по несколько кусков «пластика», выставил детонаторы. Остался главный Замок. Темная тяжкая громадина закрывала полнеба и была совершенно несуразна здесь, в центре этой славянской страны… И Джалил вдруг подумал, что такое строение было бы уродом везде: и в его родных горах, и в горах Армении, и в песках Палестины, и в джунглях Вьетнама… Везде.
Если периферийные посты он обходил более-менее, то посты вокруг Замка…
Среди охраны царило оживление, и это мешало Джалилу; он не понимал почему — ведь здание пусто, не светится ни одного окна, пока…