Барчестерские башни
Шрифт:
Ушел он, плащ накинув голубой (черный),
Иной судьбе навстречу в край иной...
Получив официальный приказ явиться к епископу, он приступил к его выполнению. Он позвонил и велел лакею передать его хозяину, что, если его преосвященству это удобно, он, мистер Слоуп, готов к нему явиться. Лакей, отлично понимавший, что звезда мистера Слоупа закатилась, вернулся и объявил, что “его преосвященство желают, чтобы мистер Слоуп тотчас пришел к ним в кабинет”. Мистер Слоуп помедлил еще
— Гм... мистер Слоуп, прошу вас, садитесь,— сказал епископ (он).
— Прошу вас, сядьте, мистер Слоуп,— сказал епископ (она).
— Благодарю, благодарю,— ответил мистер Слоуп и, пройдя к камину, непринужденно опустился в одно из стоявших там кресел.
— Мистер Слоуп,— сказал епископ,— я должен поговорить с вами о деле, которое уже довольно давно требует моего внимания.
— Могу я узнать, имеет ли оно какое-нибудь отношение ко мне? — осведомился мистер Слоуп.
— Да, несомненно... оно, несомненно, имеет отношение к вам, мистер Слоуп.
— В этом случае, милорд, если мне будет позволено высказать такое желание, я предпочел бы ничего не обсуждать в присутствии третьего лица.
— Не беспокойтесь, мистер Слоуп,— сказала миссис Прауди.— Ничего обсуждать вам не придется. Епископ просто намерен выразить свою волю.
— Я просто намерен выразить свою волю, мистер Слоуп, и обсуждать ничего не придется,— сказал епископ, повторяя слова жены.
— В этом, милорд,— сказал мистер Слоуп,— никто из нас уверен быть не может. Тем не менее, я не могу заставить миссис Прауди удалиться и должен остаться здесь сам, если таково желание вашего преосвященства.
— Да, именно таково желание его преосвященства,— сказала миссис Прауди.
— Мистер Слоуп,— начал епископ торжественно,— мне тяжко порицать кого-либо. Мне очень тяжко порицать священника, и особенно священника в вашем положении.
— А? Что же я такого сделал, милорд? — дерзко спросил мистер Слоуп.
— Что вы сделали такого, мистер Слоуп? — вопросила миссис Прауди, выпрямляясь во весь рост и уставляя в нераскаянного грешника свой грозный перст.— Вы осмеливаетесь спрашивать у епископа, что вы сделали такого? Или ваша совесть...
— Миссис Прауди, я хотел бы с самого начала указать, что с вами я разговаривать не намерен.
— Нет, сэр, вам придется разговаривать! Придется! Почему вы столько разговаривали с этой синьорой Нерони? Почему вы опозорили себя — а ведь вы священник! — постоянным пребыванием в обществе подобной женщины — и к тому же замужней! — с которой священнику меньше всего подобало бы поддерживать знакомство?
— Но познакомился я с ней в вашей гостиной!
— И постыдно вели себя в ней,— заявила миссис Прауди.— Постыдно! Я не должна была бы и дня терпеть вас в своем доме после того, что я увидела тогда. Мне следовало бы сразу потребовать вашего удаления.
— В первый раз слышу, миссис Прауди, что у вас есть власть требовать, чтобы я оставался или не оставался
— Как! — воскликнула миссис Прауди.— У меня нет права решать, кого допускать, а кого не допускать в мою гостиную? Я не должна оберегать своих слуг и подчиненных от развращающих примеров? Я не могу оградить собственных дочерей от соприкосновения с грязью? Я покажу вам, мистер Слоуп, есть у меня такая власть или нет! Будьте так любезны понять, что вы больше не состоите при епископе и что, поскольку ваша комната немедленно понадобится для нового капеллана, я прошу вас подыскать себе квартиру вне дворца, и как можно скорее!
— Милорд! — сказал мистер Слоуп, оборачиваясь к епископу и повернув спину его супруге.— Могу ли я просить вас о том, чтобы я из ваших собственных уст услышал, к какому решению вы пришли в этом деле?
— Разумеется, мистер Слоуп, разумеется,— ответил епископ.— Это законная просьба. Ну, так я решил, что вам следует поискать другого места. Мне кажется, вы не очень подходите для должности, которую занимали в последнее время.
— И каковы же были мои погрешности, милорд?
— Эта синьора Нерони — вот первая погрешность,— сказала миссис Прауди.— И притом чудовищная. Чудовищная и мерзостная. Стыдитесь, мистер Слоуп, стыдитесь! Ведь вы же служитель божий!
— Милорд, я хотел бы узнать, за какую вину меня изгоняют из вашего дома!
— Вы слышите, что говорит миссис Прауди,— ответил епископ.
— Когда я сделаю историю моего увольнения достоянием гласности, милорд,— а я вынужден буду так поступить, чтобы она не бросила тень на мою репутацию,— вам вряд ли будет приятно, если мне придется упомянуть, что вы отказали мне по требованию вашей жены, поскольку ей не понравилось мое знакомство с другой дамой, дочерью одного из соборных пребендариев?
— Можете делать достоянием гласности что угодно, сэр,— сказала миссис Прауди.— Но вряд ли вы настолько безумны, что разгласите свои барчестерские похождения! Или, по-вашему, я не знаю, как вы валялись в ногах у этой твари — то есть валялись бы, будь у нее ноги! — и то и дело лизали ей руку? Поберегитесь, мистер Слоуп! Священников лишали сана за проступки куда менее вопиющие!
— Милорд, если это будет продолжаться, я окажусь вынужден подать в суд на эту женщину — то есть на миссис Прауди — за клевету.
— Мне кажется, мистер Слоуп, вам лучше сейчас удалиться,— сказал епископ.— Я пришлю вам чек на сумму, которая вам, возможно, причитается; но при настоящих обстоятельствах, возможно, будет лучше для всех, если вы покинете дворец незамедлительно. Я оплачу ваше возвращение в Лондон и выдам жалованье за будущую неделю.
— Если, однако, вы желаете остаться в епархии,— вставила миссис Прауди,— дав торжественное обещание более не видеться с этой женщиной и быть впредь осмотрительнее, епископ поговорит о вас с мистером Куиверфулом, которому нужен младший священник для Пуддингдейла. Дом там, насколько мне известно, вполне вам подойдет, не говоря уж о жалованье, которое составит пятьдесят фунтов в год.