Бархатный ангел
Шрифт:
— Я тронута, но это не имеет большого значения.
— Мне кажется, это большое дело.
— Но это не так. Я обещаю. В любом случае, я… пожелаю спокойной ночи.
Он кивает. — Спокойной ночи.
Я направляюсь в свою комнату, чувствуя себя странно отрешенной. В последний раз я была во временном жилье WPP более пяти лет назад, сразу после того, как присоединилась к программе. Возвращаясь к другому, чувствую себя… регрессивной.
Может быть, это еще одна причина кошмаров, беспокойства, угнетающего ощущения, что я повторяю
Потому так и есть.
Моя комната проста и скромна. Кровать, комод, дешевое зеркало на стене. Ванная комната настолько мала, что мне приходится держать локти, когда я оборачиваюсь.
Опять же, после простора усадьбы Воробьевых всем должно было показаться немного тесновато.
Но я рада за свое окно. С кровати видно палисадник и часть улицы.
Вздохнув, я плюхаюсь на матрас. На мне серые спортивные штаны и белая футболка, которая как минимум на два размера мне велика.
Эрик попросил одну из женщин-агентов собрать небольшой набор одежды от Target. Вещи, которые она привезла, были в порядке — приличные джинсы, несколько простых футболок с рисунком, мягкая толстовка с капюшоном. Хотя я предпочитаю толстовки. Это была моя форма последние три недели.
Я ношу его, чтобы спать. Я ношу его внизу. Я даже ношу его в саду, когда делаю вид, что знаю, что делаю с обрезкой.
Я иду в ванную, когда замечаю свое отражение в зеркале над туалетным столиком.
И я не знаю, то ли все говорят мне, что я слишком худая, то ли моя собственная паранойя догоняет меня, но я останавливаюсь как выкопанная и исследую себя.
Не то, чтобы моя внешность сильно изменилась. Я не похожа на другого человека — я все еще Камила Феррара. Камила Феррара Воробьева, горько исправляю я в своей голове.
Но я выгляжу немного, я не знаю… нарисованной? Изможденной? Раньше мои щеки не казались такими впалыми, как сейчас.
Мои волосы тоже выглядят немного тонкими, но, вероятно, это больше связано с тем, что я не мыла их несколько дней.
Я пытаюсь дать себе объективный обзор. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, Ками, смотрящая на меня, не та Ками, которой я всегда была. Частички ее узнаваемы, да.
А вот в других частях не очень.
Например, как потускнели ее глаза. В них есть вялость, которую трудно примирить с решимостью, которую я чувствую внутри.
Я не собираюсь отказываться от своего стремления к свободе, к автономии, к жизни, которую я заслуживаю с моей дочерью рядом со мной. И все же женщина, смотрящая на меня из зеркала, определенно выглядит так, будто сдалась.
О ее внешности, если не о чем.
— Давай, Камила, — тихо шепчу я своему отражению. — Ты можешь сделать лучше, чем это. Сделай это для Джо.
Однако слова выходят пустыми и роботизированными. Как молитва, которая раньше утешала, но теперь ты повторила ее столько раз, что слова уже не звучат как слова. Просто бессмысленный лепет.
Я
Я снимаю одежду и с сожалением бросаю ее в корзину под раковиной. Затем включаю воду, жду, пока она нагреется, и захожу внутрь.
Плитка бледно-желтого цвета, что совсем не улучшает моего настроения. На каждой плитке есть узор из белых ромашек. Это кажется настолько ненужным ярким, что кажется неискренним.
Конечно, я могла бы слишком много читать о плитке для ванной. «Проектирование», как говорится.
Я провожу пятнадцать минут в душе, ища какой-то медитативный покой в горячем потоке воды. Я ничего не нахожу и через некоторое время сдаюсь.
Пока я смываю мыло, мне кажется, что у меня может быть депрессия.
Можно ли быть в депрессии и даже не знать об этом?
Я выхожу из душа и царапаю локтем дверь. Оставляет довольно заметную царапину, но крови нет. Раздраженная и на себя, и на веселые ромашки, я вытираюсь и надеваю чистую футболку.
Мне нужно вытереть запотевшее зеркало над раковиной, прежде чем я смогу увидеть себя в нем. Я не выгляжу счастливее, но я определенно выгляжу немного менее ходячим мертвецом.
Это улучшение, я думаю.
Я с трудом возвращаюсь в свою комнату и скользну под одеяло. Еще рано, но я ложусь спать как можно раньше. Одному Богу известно, сколько сна ждет меня каждую ночь.
И черт его знает, что я увижу во сне.
Я ворочусь в течение часа, прежде чем погрузиться в беспокойный сон. Мне снятся Эрик и Эндрю. Застряли в странной борьбе, которая выглядит почти как танец.
— Остановись! — Я ловлю себя на том, что кричу. Я пытаюсь раздвинуть их, но они оба вспыхивают и обжигают мне кончики пальцев.
Я падаю на колени, слезы льются. Я изо всех сил пытаюсь отличить прах Эрика от праха Эндрю, когда чувствую, как земля уходит из-под меня. Через секунду меня охватывает знакомое и пугающее ощущение падения.
— Помогите! Помогите!
Я пытаюсь найти что-то, за что можно уцепиться, пока падаю в пустоту. Мои руки снова и снова проводят по пустому воздуху, пока внезапно не нахожу что-то твердое, как скала, и совершенно… настоящее. Слишком ощутимо.
Я задыхаюсь, мои глаза распахиваются, пытаясь удержать тени, ускользающие в уголки моего зрения, но они исчезают прежде, чем я успеваю их остановить.
Чтобы рассеялся туман сна, требуется мгновенье.
И когда это происходит, я понимаю две вещи:
Во-первых, окно над моей кроватью открыто. Я на тысячу процентов уверена, что она была плотно закрыто, когда я легла спать.
Во-вторых, в моей комнате кто-то есть.
3
КАМИЛА