Бархатный сезон
Шрифт:
– В принципе так,– согласился я и слегка подкорректировал.– Однако без романтики, поэзии и лирики жизнь теряет свое очарование и магию таинственности. Поэтому прагматизм не следует доводить до крайности. Всего должно быть в меру и прагматизма, и романтизма.
– Вы, хитрый дипломат,– усмехнулся Ярослав Гордеевич. – Вам бы в МИДе советником работать или где-нибудь послом под прикрытием, чтобы одновременно шпионить за буржуями. Умеете излагать мысли тонко и виртуозно, никого не обижая, ни то, что некоторые дубины стоеросовые из моего окружения. Давно собираюсь провести чистку, избавиться от бездельников,
– Спасибо за оценку моих скромных достоинств, – ответил я. – Дипломатия, как и политика – это искусство компромисса, удел избранных. Делая временные уступки, они нередко одерживают победы, соразмерные с триумфом. – Мне импонирует, что у вас нет врагов, что никому не успели насолить, никому не перешли дорогу, – признался он. – А я вот не могу жить без врагов, без адреналина в крови. Тем более что есть много желающих занять, а точнее, захватить это кресло. Недаром вождь мирового пролетариата говорил, что власть легче взять, чем потом ее удержать.
Я боец по натуре, мне необходима схватка, ощущение опасности, чтобы быть в отличной спортивной форме. Выборы на носу и любая слабость, как физическая, так и интеллектуальная, на пользу моим соперникам. Поэтому по совету умных людей я и призвал вас под вои знамена. Вы об этом не пожалеете, щедро отблагодарю, в моих руках бюджет. Страна, как говорится, должна знать и ценить своих героев.
– Герой это вы, а я скромный раб пера и бумаги.
– Не скромничайте, у вас божий дар. Не каждому дано, так искусно владеть пером, – возразил Ланцюг, обернулся к смиренно молчавшему Устюжину. – Вели Алевтине Федоровне устроить маленький фуршет. Это дело надо обмыть.
– Все прекрасно, но меня смущает несколько нюансов,– потянул я оборванную нить предложения и увидел, как тень легла на его некогда добродушное лицо.
– Какие еще могут быть сомнения между деловыми людьми? – насторожился он, жестом руки остановив у самой двери Артема Силантьевича.
– Во-первых, невозможность одностороннего разрыва договора. Ведь в этом пункте не учтен ряд обстоятельств,– заметил я.
– Каких еще обстоятельств!? – подался он вперед грудью в белой сорочке с выпирающим брюшком.
– Например, болезнь или неожиданная кончина автора. Получается, что его родственникам придется в таких случаях выложить две тысячи долларов. Это кабальное, неприемлемое условие, оно грозит автору полным разорением.
– Вы – крепкий мужчина в полном расцвете физических и творческих сил, – упрекнул меня Ярослав Гордеевич. – Поэтому никакие обстоятельства, а тем более болезнь и смерть не помешают. У вас будет отменное питание, идеальные условия для творчества. Хотите, работайте дома, а если нет, то устроим вас в престижный санаторий или дом творчества в Ялте? А если опасаетесь за свою драгоценную жизнь, то обеспечу охраной?
– Нет уж, я не привык к роскоши и достатку, а дома и стены помогают, – отказался я от предложения.– К тому же сытость и комфорт расслабляют человека, делают его ленивым и флегматичным, не стимулируют вдохновение. Только те прозаики, поэты, живописцы и музыканты, за редким исключением, которым жилось тяжело, смогли создать шедевры мировой литературы и искусства. Без напряженного труда любой талант обречен на угасание.
– От вас не требуется шедевр,– с заметным раздражением сказал мэр. – Нужна добротная, убедительная по содержанию книга, чтобы горожане поняли, кто денно и нощно заботится о приумножении их благ, кто жертвует личным временем для решения их насущных проблем.
– Все же я предлагаю пункты о невозможности расторжения договора и обязательной компенсации исключить, – не уступал я.
– Однако, какой вы принципиальный,– угрюмо произнес он.– Хорошо, будь, по-вашему. Теперь надеюсь все прекрасно?
– Слишком короткий срок для выполнения заказа, всего месяц, – посетовал я и пояснил. – Понимаете, художественное произведение, а вы предложили большой очерк и повесть, строго по плану не пишутся. Необходим душевный настрой, вдохновение. Бывают такие периоды, когда за целый день, а то неделю, ни одной строки из-под пера не выходит. В этот период идет накопление информации, мыслей, наблюдений для рождения сюжета. А бывает, что в течение нескольких недель, месяца два рождается роман или повесть. Вдохновение, словно капризная женщина, очаровывает тебя, а потом надолго оставляет. У каждого писателя своя творческая лаборатория, свой стиль. Попробуй-ка, поймай Жар-птицу удачи.
–Время не терпит, выборы на носу. Некогда гоняться за Василисой прекрасной и Жар-птицей, – грубо оборвал меня чиновник.
–Через месяц рукопись должна лежать на моем столе. Дорога ложка к обеду.
– Не все так просто, я должен вжиться в образ своего героя,– выдвинул я следующий аргумент.– Мне надо о вас узнать, как можно больше, характер, привычки, поступки, стиль работы, круг интересов и другие детали. А для этого надо чаще быть рядом, видеть вас в эпицентре событий, в стихии повседневной кипучей работы.
– С этим проблем не будет, окунетесь в стихию, – заверил он. – Я – человек прямой, открытый и справедливый, не ношу булыжников за пазухой. Мне нечего скрывать, свой хлеб ем не напрасно.
– Не уверен, что оправдаю ваши ожидания,– признался я. – Писать романы, повести, рассказы несколько легче, так как автор не ограничен в художественном замысле. А вот о конкретном человеке все должно быть документально правдивым, точным, без всяких фантазий и фальши. Дайте мне дня три для размышления, чтобы я мог взвесить свои творческие возможности. Смогу ли написать, чтобы содержание вас устроило.
– Два дня,– не допускающим возражений тоном, разрешил он.– И имейте в виду, Влад Алексеевич, на вас свет клином не сошелся. Есть немало желающих заработать на этой книге. Я мог бы даже объявить конкурс, но не стал этого делать. Решил дать вам шанс поправить свое материальное положение.
– Почему бы вам не предложить этот заказ кому-нибудь из журналистов? – не унимался я. – Они пишут быстро, не дожидаясь вдохновения. Газета приучает к оперативности.
– Знаю, я этих льстивых и лукавых шелкоперов,– отмахнулся Ланцюг.– Пишут, конечно, быстро, иногда даже опережают события, заготовляя разные там “болванки”, сухим штампованным языком, как будто под копирку. А мне нужен сочный, яркий язык, чтобы за живое читателя брало и подолгу в сознании засело. Настоящая литература, которую время не берет, как вино. Чем больше лет, тем крепче ценнее. Я убежден, что такую книгу способны написать только вы.