Барышня-попаданка
Шрифт:
— Отлично получилось, — руководившая процессом Катенька с чувством удовлетворения разглядывает нашу колючую зелёную красотку. — Я с детства люблю наряжать ёлку — вырезать из бумаги ангелов, животных, делать бумажные шары… Хорошо, что в этот раз есть кому с этим помочь!
Да уж, до приезда в дом Орловых Катеньки с супругом я сама была не в курсе, что так ловко умею вырезать фигурки из бумаги. Девятнадцатый век раскрывает во мне новые таланты!
В ночь с шестого на седьмое января мы едем на всенощную службу в близлежащую церковь. Ми бедные ноги! Никогда я
К концу службы мне уже кажется, что меня придётся нести до дома — настолько уставшей чувствую себя с непривычки, но зимний воздух быстро приводит меня в чувство, и я становлюсь бодрячком, готовым с большим энтузиазмом глядеть в тёмные окна кареты, а по приезду домой поедать украшающие ёлку фрукты.
Съев пару яблок и штуки три груши, я решаю, что пора бы уже наконец серьёзно поговорить с Владимиром. За пару недель игры в «молчанку» я успеваю соскучиться по общению со своим женихом, и так как помолвку он не расторгает, есть шанс того, что он мне всё же поверил.
— Дорогой жених! У тебя было достаточно времени подумать над моими словами, — говорю я, поправляя на ёлке одного из бумажных ангелов. — Скажи уже наконец, что ты обо всём этом думаешь?
— То, что я скажу, тебе очень не понравится. Я обдумал твои слова, и понимаю, что как твой жених и просто адекватный человек вынужден рассказать обо всём твоей маменьке, — огорошает меня Владимир.
— Моей маменьке? Но зачем? — удивляюсь я.
Что ещё этот пафосный княжич себе напридумывал? Зачем ему о моих путешествиях во времени Марье Ильиничне рассказывать?
— Если бы это была просто шутка, конечно я не стал выносить бы её за пределы нашего общения, но ты ведь серьёзно во всё это веришь! Тебе нужна помощь докторов, пока не стало слишком поздно! — с печалью в голосе говорит Владимир.
— Слишком поздно? Поздно для чего? — ошарашенно интересуюсь я.
— Для твоего душевного здоровья, моя дорогая невеста. Не поверишь, но я всерьёз за него беспокоюсь! — Владимир заботливо поправляет один из висящий вдоль моего лица локонов.
Ну пафосный княжич, ну даёт! Он что, считает меня сумасшедшей? Диву даюсь, как он мне ещё на Рождество смирительную рубашку не подарил!
— С мим здоровьем всё в полном порядке, — я раздражённо убираю его руку. — Не выдумывай глупостей!
— Я не думаю, что с твоим здоровьем всё в порядке. Поэтому как бы мне не хотелось этого делать, вынужден буду посвятить твою маменьку в детали твоего помешательства, — Владимир смотрит на меня с сочувствием, как на душевнобольную.
— Не смей этого делать! — я срываю с ёлки яблочко и впиваюсь в него зубами. — Не нужно моей маменьке ничего об этом знать!
— Мне придётся ей рассказать. Но поверь, это исключительно для твоего же блага!
— Тебе говорили, что ты мерзавец? — я с гневом смотрю в синие глаза своего жениха.
— Обзывай меня как хочешь, но я просто обязан оказать тебе помощь! Не волнуйся, я
— Сомневаюсь, — ухмыляюсь я, и быстренько отправляюсь к сидящей за праздничным столом с бокалом в руках Марье Ильиничне.
— Дорогая маменька, мне нужно вам кое-что рассказать, — шёпотом говорю я.
— Что? Ты хочешь мне что-то рассказать? Маринка! Наложи моей младшей дочери салатика, она проголодалась! — приказывает Марья Ильинична горничной. — Какие разговоры без салатика!
— Не хочу я салатик, мне серьёзно нужно с вами поговорить! — пытаюсь я перевести разговор в серьёзное русло, но Марья Ильинична явно не настроена на серьёзные разговоры, поэтому мне приходится есть злополучный салатик и слушать очередную историю из её молодости.
На следующий день пройдоха Владимир умудряется проснуться раньше меня, не привыкшей к посещению всенощной и последующему празднованию Рождества, и выложить моей маменьке свою точку зрения на моё душевное здоровье. Марья Ильинична как женщина с фантазией воспринимает его предложение показать меня докторам с огромным энтузиазмом.
— Как хорошо, что Володенька пригласит к нам лучших докторов! Я смогу рассказать им о своей мигрени, — восторженно вещает она за завтраком.
Кажется, причину вызова докторов моя подзагулявшая названая маменька пропускает мимо ушей, чему я несказанно рада.
Первого доктора, посетившего после зимних праздников наш дом, зовут Фёдор Антонович. Это дородному седовласому мужчине с густой бородой и кустистыми бровями кажется, что все мои проблемы от того, что я не состою в браке.
— Девице давно пора замуж, — изрекает доктор, прослушав меня и заглянув мне в рот. — Выйдет замуж, дети пойдут, некогда будет фантазировать. Со здоровьем всё прекрасно, просто слишком много лишнего свободного времени. Балы и вечера ещё никого до добра не довели!
— Владимир, ты заплатил Фёдору Антоновичу, чтобы он мне это сказал? — ехидно интересуюсь я, а Владимир только недовольно от меня отмахивается — кажется, он тоже ожидал от доктора чего-то более обстоятельного.
Второй доктор, господин Шмидт, оказывается фанатом медицинских пиявок. Мне сразу вспоминается Дуремар из книжки про Буратино — и из-за любви господина Шмидта к жительницам озёр и болот, а ещё из-за высокого роста и худобы.
— У девицы дурная кровь, — заключает доктор, едва меня увидев. — Все её беды именно от этого, но мои пиявочки исцелят барышню от всех болезней!
— Эм-м, а может как-нибудь без пиявочек? — с опаской интересуюсь я, глядя на большую банку, в которой извиваются длинные тонкие существа, похожие на упитанных червей. — У вас же есть ещё какие-то методы лечения?
— Я опробовал все методы лечения, известные современной науке, но не нашёл ничего лучше пиявок, — безапелляционно заявляет доктор Шмидт. — Готовы? Сейчас я поставлю вам штучек пять, и вы сразу же почувствуете себя лучше!
— Да мне и так неплохо, — слабо сопротивляюсь я, но доктор совершенно меня не слушает, и начинает открывать свою зловещую банку…