Башни Анисана
Шрифт:
– Но я не понимаю почему! – с отчаянием воскликнул Гиб Аянфаль, – Я не могу представить, что он сам пойдёт в Низ! Я не верю, что он захочет расстаться с прошлым, с самим собой! Он всегда говорил, что любит делать со своей жизнью то, что он сам хочет. Разве может он в таком случае принимать исправление из чьих-то чужих рук? Я не верю…
Он смолк, вдруг замечая в прежде бесстрастном взгляде Эйдэ глубоко сокрытое сочувствие.
– Он знал, что ты не сможешь легко принять это, – с едва ощутимой теплотой в голосе произнёс глубинный патриций, – И, обращаясь к собору, просил передать, чтобы ты не искал его после того, как исцелишься. Он говорил,
– Он был передан нэне Шамсэ? – с волнением спросил Гиб Аянфаль.
– Я не знаю этого точно, но, вероятно, да, – неспешно ответил Эйдэ, – и уж будь уверен, она знает, как правильно с ним поступить. Кроме того, на соборе присутствовал один из твоих родичей. Патриций Ае. Верно, ты не виделся с ним, раз пошёл ко мне?
– Нет. Я опасался, что Ае вообще не даст мне ничего выяснить. На суде он, наверное, только и делал, что обвинял моего друга! Он считает, что нам нельзя поддерживать дружеские отношения.
– Так я и понял из их острой дискуссии. Наблюдать за этим было даже забавно. Консул Сэле так вообще откровенно веселился. Нечасто в залах Церто обсуждают дела настолько личного характера. Однако, вот что я скажу: ты не должен искать своей вины в случившемся. Я знал Хибу, когда он служил Салангуру как чёрный страж, и могу утверждать, что многие, многие сотни оборотов он вёл свою жизнь так, что она обратилась в явный конфликт с теми порядками, которые были установлены ещё в глубокой древности.
Эйдэ смолк. Гиб Аянфаль, понурив голову, тоже молчал, стараясь свыкнуться с услышанным.
– Я не знаю, что мне теперь делать, – негромко произнёс он.
– Идти отдыхать, – голос Эйдэ стал таким же жёстким, как прежде, – Зоэ, с твоей стороны было бы правильным сейчас увести его к родичам на поверхность. Как второй ученик мастера Хосса ты должен проявить участие в этом нелёгком деле.
– Да, конечно, мастер Эйдэ, – вежливо сказал Зоэ, – я не оставлю Гиб Аянфаля наедине с его бедой! Я помогу.
Гиб Аянфаль, вскинув голову, резко взглянул в погашенные глаза Эйдэ, немало возмущённый столь прозаическим советом. Но взгляд архитектора был как обычно неприступно жёстким. Строитель отвёл взор, чувствуя, что более не может идти против. Решимость, двигавшая им всё это время, начала слабеть, подталкивая к тому, чтобы смириться со случившимся.
Волосы Эйдэ подобно чёрным змеям вновь начали взвиваться вверх, сливаясь с неровной поверхностью обступивших его скал. Тяжёлые веки неспешно сомкнулись, и Гиб Аянфаль, взглянув на замершее лицо, почувствовал, что на этот раз он не сможет разбудить глубинного асайя, как бы ни старался.
Молча они с Зоэ покинули провал, но дойдя до центрального зала Гиб Аянфаль остановился, чувствуя, что не хочет идти дальше. Когда он поднимется наверх, то вновь окажется в привычных волнах, где всё будет напоминать ему о произошедшем.
Он присел на одну из ступеней, решив немного задержаться в недрах твердыни, чей мерный гул теперь действовал на него успокаивающе. Зоэ присел рядом.
– Не хочешь вернуться к родичам? – негромко спросил он.
Гиб Аянфаль только покачал головой. Упоминание родичей пробудило в нём болезненные мысли о той тайне, которую открыла ему мать Иша. Он не мог решить до конца, как к этому относиться, и понимал, что если сейчас увидит кого-либо из семьи, то не сможет промолчать. Он взглянул на Зоэ, ощутив вдруг мгновенный порыв рассказать ему об этих нелёгких мыслях. Но порыв заглох так же быстро, как и появился. Скорее всего, асай, никогда не имевший родичных связей, не поймёт тех тонкостей, которые его тревожат.
– Побудем пока здесь. Тут тихо, – проговорил он, – а мне сейчас как никогда хочется покоя.
Глава 19. Разрыв
Гиб Аянфаль увидел Хибу вновь уже на следующий день вечером. Когда он в компании Зоэ, который всюду сопровождал его после совместного путешествия в глубинную обитель, и родичей Чаэ шёл к вратам сада Сэле, уже наполненного отдыхающими асайями, волны всколыхнуло странное высокочастотное звучание. Оно заглушило досель безудержно гудящие мыслетоки, установив в окрестностях непривычную тишину. Гиб Аянфалю это явление показалось в чём-то знакомым, и он вопросительно взглянул на старшего Чаэ, но тот молча указал куда-то вперёд.
По поляне им навстречу шло двое асайев. Одним из них была мать Саника, и именно её появление вызвало в волнах такой трепет. Асайи, отдыхавшие в саду, поднимались и почтительно склоняли головы перед сошедшей с храмов Белого Оплота матроной, а после провожали её любопытствующими взглядами. Гиб Аянфаль и его спутники тоже остановились, но сам строитель не спешил преклонять голову, как это сделали Зоэ и родичи Чаэ. Его взор был прикован ко второму асайю, в котором он с трудом узнал Хибу.
Хиба изменился. Его внутреннее поле, прежде так и пышущее лихой самоуверенностью, звучало приглушённо и тихо. Такая же внутренняя тишина застилала его бурые глаза и лицо, при всех прежних чертах казавшееся незнакомым. Обычно распущенная грива чёрных волос оплетена белыми лентами, а вместо синего комбинезона он был одет в свободную белую рубашку и короткие штаны, составлявшие наряд очищенных – взрослых асайев, временно не имеющих выделенной рабочей точки. На груди его чернели десятки энергометок, сызнова открытые. Он шёл рядом с Саникой покорный и отрешённый от всего, что происходит вокруг.
Внутри у Гиб Аянфаля в миг взыграли кардинально противоположные чувства – он безумно обрадовался, увидев друга, и вместе с тем до дрожи забеспокоился о том, всё ли с ним в порядке.
– Это Хиба, – не веря самому себе сказал он, – мне нужно поговорить с ним!
– Так подойди, – незамедлительно подсказал старший Чаэ, – только смотри, рядом с ним белая мать.
Однако подходить не пришлось – мать Саника и Хиба сами направлялись к ним. Они остановились на небольшом расстоянии, после чего Хиба, вскользь взглянув на Санику, уже один приблизился к Гиб Аянфалю. Его безучастный взгляд скользнул по строителю, и он остановился, намереваясь что-то сказать. Но Гиб Аянфаль опередил его:
– Хиба! Я так беспокоился о тебе! – начал он близко подходя к другу и глядя ему в глаза, – я боялся, что они сделали с тобой… Даже не знаю, что! Я боялся, что больше тебя не увижу. Я так рад, что тебя отпустили! И, умоляю, прости меня, что я сразу не сказал тебе всё, не передал слова Бэли! Я хотел, клянусь матерью Онсаррой, хотел тут же привести тебя к нему, едва только увидел его в низу нашего замка. Но там были две белые матроны, – Гиб Аянфаль взглянул из-за него на мать Санику, которая стояла недалеко, и его слова были ей прекрасно слышны. С мгновение промедлив, он решительно продолжил, не собираясь больше ничего скрывать: