Башня Миражей
Шрифт:
Тана и Ли."
Фрид хлопнул себя ладонью по лбу и расхохотался. Да уж, похоже, это судьба! Невозможно игнорировать такое или считать простым совпадением! Не через час, не на другой день, а прямо одно за другим! Нет, это уж точно неспроста. Фрид сразу почуял, что отказывать ребятам нельзя. Подумать только, неужели он за всеми насущными хлопотами пропустил то, как Ван подрос и уже готовится выбирать себе способности и осваивать их! А ведь, казалось бы, ещё вчера был мелкой шустрой кнопкой со всегда всклокоченными вихрами и забирался к Фриду на колени, когда тот приходил в гости.
Да уж, теперь Мара точно может плясать – ей повезло. Впрочем, он вовсе не настолько против, как ответил ей, отказ был призван лишь чуть-чуть осадить и отрезвить её, напомнив, что он не из тех, кого можно поймать врасплох манипуляциями. Он же следил за постройкой Академии, финансировал её, сам составил проект здания. Фрид рассчитывал, что будет гордиться этим творением. Юные таланты войдут туда неоперившимися птенцами, а вылетят свободными и стремительными птицами, которым всё по плечу, а каждая мечта воплотится в реальность, едва лишь они постараются. Наставники, Мастера, конечно же, вполне хороши, но теперь не будет такого деления на команды и грубой разобщённости, где каждый гнёт свою линию, а их воспитанники часто не доверяют друг другу и едва ли не на ножах, постоянно обгоняя друг друга, соревнуясь буквально в каждой глупой мелочи. Не все Мастера такие, как Сабра или тот, кто достался ему и "ледяной принцессе" Имме. И пора прекратить эти распри из-за всякой ерунды вроде первенства, того, чьи заклинания лучше, или различий в мировоззрении. Мастерам придётся сотрудничать и договариваться, поскольку предметы в Академии будут поделены между ними, однако, также и подразумевать совместные занятия, необходимость сотрудничества и взаимного учитывания интересов. Индивидуализм и эгоизм больше не получат прежнего поощрения. И никаких дуэлей – товарищество и братство, как грезил Фрид, расцветут в тех стенах. Он ещё несколько лет тому назад устал от смертей тех, кому бы по-хорошему ещё жить и жить. И, пережив страх потери Иммы, Фрид намеревался не допустить больше кровопролития ни в столице, ни на остальном острове. И, как бы наивно и глупо это ни звучало – Фрид верил, что его идеал достижим. Он не относился к той категории личностей, кто просто вздыхает и ждёт, пока его мечты осуществятся сами по себе, или же сдаётся после первой же череды неудач. Чего бы ему ни стоил успех – Фрид его непременно достигнет.
Глава 2
Мара влюбилась в Академию с первого же взгляда. И, поскольку заклинаний очарования на великолепное произведение современного искусства не накладывали, женщина могла поручиться, что её порыв искренний. Едва увидев это монументальное, но в то же время лёгкое, будто вовсе не сложенное из белого мрамора, а сотканное из полупрозрачных волокон пуха, здание, она поняла, что хочет здесь дышать, жить, работать. Академия вдохновляла стараться, стремиться к большему и лучшему, не только учить других, но и развиваться самой. Она создавала уникальное настроение, сразу цепляя за живое, проникая в душу. Академия приглашала, и, если бы могла принять человеческий облик – протягивала бы на раскрытых ладонях все чудеса мироздания. Не нужно было обладать магической силой и каким-то особенным зрением, чтобы заметить это – создатели на славу постарались, похоже, вложив без остатка весь свой талант, всё рвение и фантазию. Мара была готова преклониться перед их гением – она, что не склонялась никогда и ни перед кем. Именно этот шедевр станет символом постижения тайн науки и вообще желания всегда двигаться вперёд, Мара могла бы заключить пари, как в ранней юности, когда славилась любовью к подобным развлечениям, и без колебания поставила бы всё на это. Для неё образование и самообразование никогда не были жизненными этапами, она смотрела на них как на что-то естественное, что сопровождает каждого человека до конца, до последнего вздоха, и, даже зная, что тебе остался лишь день, можно получить удовольствие от того, что успел увидеть, потрогать, испробовать ещё чуть больше. Не обязательно успеть поделиться этим с кем-то ещё, достаточно просто самому улыбнуться напоследок, уйти без сожалений и горечи и оставить лёгкость в память о себе. Некоторые становятся деструктивными, когда им говорят, что жить осталось недолго, и пытаются утянуть с собой на тот свет как можно больше тёплого, трепещущего, яркого, дышащего, чтобы после них другие не наслаждались благами этого мира, но Мара никогда не понимала таких эгоцентричных и мрачных личностей. Чужие сломанные судьбы не подарят им внезапного исцеления или предсмертного счастья, лишь отяготят совесть и заставят страдать в последние часы. Мара верила, что построить личный рай на чужих костях невозможно, он непременно рухнет, а до того момента будешь беспрестанно вспоминать, какой ценой это недолгое благополучие далось. Лишь кажется, что мир полон грязи и жестокости, и такое в нём абсолютно нормально – рано или поздно за содеянное заплатят без исключения все. Кто-то – материальным благополучием, кто-то – здоровьем или отношениями с близкими людьми, кто-то – репутацией, кто-то – самой возможностью спокойно спать по ночам.
У Мары не было семьи, а с родителями они уже лет семь как предпочитали друг друга не видеть. Поэтому она планировала целиком посвятить себя развитию этого замечательного заведения. Тут обойтись полумерами не выйдет – или выложиться без остатка, или лучше не начинать. Речь ведь вовсе не о простой школе, каких десятки. Прецедентов подобному великолепию на острове ещё не бывало. Ни в коем случае нельзя позволить этому превратиться в очередную звенящую пустышку или рассадник ненавистных всем юным дарованиям нудных наставлений, которые никто никогда не слушает, даже самые любящие учёбу отличники-перфекционисты. Здесь должно быть не просто место обучения талантливых личностей, но и сотрудничество равных, в котором каждый готов подать руку тем, кто отстаёт, чтобы они могли подняться и разделить друг с другом триумф творчества. Ядовитому соперничеству, выживанию прочь слабых, закулисных интриг и возни допускать нельзя, и Мара прекрасно сознавала груз ответственности, которая легла на её отнюдь не хрупкие, но прежде такого веса никогда не тащившие плечи. Иногда приходится с чего-то начинать, она совершенно не так в себе уверена, как пыталась показать, но шанс не упустит.
– Осматриваешься? И каково же твоё мнение?
Мара обернулась, чуть кривя губы. О, конечно же, Ингард Д'акри. Её друг детства – и соперник в период ученичество. Не ожидала она его здесь увидеть после того, как он почти получил заветное тёплое место, но в конце Совет Хранителей взял и изменил первоначальное решение, вняв предложению Хранительницы Марвин. Для Ингарда такое, как полагала Мара, стало потрясением – но нет, вот он, здесь, улыбается ей как ни в чём не бывало и одет с иголочки. Франт, каких на всём острове не сыскать. И, вдобавок, неисправимый позер и хвастун. Но дурным его Мара никогда бы не назвала, полагая, что разбирается в людях.
Мара не считала, что превзошла его. Такие чувства ведут к расколу в коллективе. Кроме того, она ни за что не позволит себе ересь недоверия к Хранителям. Они определяют, кто, где и как может послужить делу лучше. Конечно, у всех людей было право свободного выбора, как и возможность отказаться, но редко кто этим пользовался, полагая назначение, полученное из высочайших рук, огромной честью и мотивацией приложить все усилия.
– О, мне кажется, именно сюда я шла всю мою жизнь. Это место изумительное, но его атмосферу так легко испортить… – Мара знала, что говорит совершенно не на свой возраст, звуча как восторженная девочка, едва со школьной скамьи… но ничуть не стеснялась. Такой подъём испытываешь раз в жизни, и нет ничего зазорного в порыве эмоций. – Ты ведь тоже чувствуешь, как стены дышат магией, и хочется стать лучше, чем ты есть?
Именно в этом, как искренне полагала Мара, и заключалась суть высокого искусства. Иначе зачем тебе небеса, зачем Крылья, если ты не в состоянии воспарить духом, подняться над всем бренным и над личными амбициями, созерцать время и пространство. Мара восхищалась Хранителями и брала за образец, хотя и не метила войти в их число.
– Знаешь, я ведь прекрасно понимаю, что не справился бы с той должностью, что дали тебе, – сказал вдруг Ингард. Редчайший случай, когда он не пытался себя превознести и выставить в безупречном ореоле. Ну да Мара его знала как облупленного и не купилась бы, а больше их никто не видел. – Я ещё не дорос. И Хранительнице Марвин, должно быть, моё вопиющее несоответствие тоже было очевидно. Однако, я подаю заявление на вакансию одного из наставников. Надеюсь, что здесь не подведу.
Он, конечно же, пришёл на открытую церемонию. Если всё получится как надо – они зарекомендуют себя даже тем, кто никогда не собирался связывать судьбу с магией, и они, даже если не придут сами, дадут положительные отзывы размышляющим, выбрать ли способ по старинке или рискнуть и попробовать свежее. Конечно, столица не перестроится мгновенно, ни даже за ближайшие несколько лет, но все, кто здесь соберутся, терпеливы и трудолюбивы. Хранители – тем паче.
– Я полагаюсь на тебя, – она кивнула и улыбнулась.
Мара уверенным шагом переступила порог главного зала, где уже ожидали начала торжества не только молодые люди, но и многие в возрасте. Все были одеты в голубое или белое. Огромное помещение также сверкало ослепительной белизной, какой не бывает в реальных зданиях, ведь местам обитания живых существ свойственно нести на себе следы их деятельности. Безупречность же этих стен и витых колонн ничто не могло нарушить. Академия находилась одновременно и в реальном измерении, и в том, где Хранители выглядели как всемогущие столбы сияния, а окружающая среда зависела от воображения.
Ее не строили в буквальном смысле, её заставили принять материальный облик из грёз. Академия – абсолютнейшая из когда-либо посещавших этот мир иллюзий. Это пленяло, подкупало – хотя несведущих в магии наверняка ужаснёт, и они будут со дня на день ожидать, что Академия растворится в воздухе, прихватив с собой всех, кто внутри. Если бы они хоть немного представляли себе процесс конструирования подобных архитектурных элементов, они бы никогда не стали думать подобные глупости, но разве объяснишь? Для них всё, что не натуральное, из естественных, природных материалов – ненадёжное. Надувательство. А ведь иллюзия даже невосприимчива к попыткам повредить её физически, ни оружием, ни тараном. Точнее, она восстанавливается так быстро, что человеческий глаз не способен за этим уследить, и им кажется, что удар прошёл насквозь. Хотя конкретно эта иллюзия настолько прочная, что и ушибиться об неё можно, и инструмент сломать.