Башня Миражей
Шрифт:
Невыносимо понимать с беспощадной отчётливостью, что труд, в который Фрид вложил всю душу, осквернён.
Сабра стояла позади сидящей в кресле Мары, касаясь подушечками пальцев её висков. Фрид знал – она использует петлю времени, позволяющую погрузиться в свои или чужие воспоминания, чтобы взглянуть на происходящее со стороны. Прежде для неё, как для обычного человека, такое было магией сложнейшего уровня, но теперь, как Хранительница, она могла это проворачивать хоть трижды в день. Правда, не любила – у тех, кто подвергался процедуре, потом болела голова, иногда по целой неделе, не проходя. Восхитительная магия, когда становишься её объектом – и совершенно не заметная со стороны. Фрид всегда считал её куда изящнее своей, предназначенной только для боя. Впрочем, им обоим подходило именно то, чем они обладали, и он ничуть не завидовал, лишь восхищался.
– Ну, как? – спросил Фрид сразу, как только Сабра отошла, ещё до того, как Мара полностью очнулась.
– Ничего, – покачала головой его напарница.
Нападение на высокопоставленное лицо страны в присутствии Хранителя – не обычный инцидент, а своеобразный манифест. Но что им пытались заявить? И кому? Маре? Фриду? Всем Хранителям? Простым гражданам? Они только оправились от катаклизмов, и обыватели получили надежду на спокойную сытую жизнь, ведь многие вовсе никогда в жизни даже не рвались навстречу каким-либо свершениям, великим или не очень. Они хотели проводить дни на своей земле, в кругу семьи, с уверенностью в завтрашнем дне. Им не нужны потрясения. Если люди будут настроены против Академии как источника проблем – мечта Фрида никогда не сбудется. И он бы вполне ею пожертвовал, если бы не был так уверен, что она пойдёт всем лишь на пользу. Их мир нельзя было назвать тёмным, по крайней мере, сейчас – но Академия выделялась ярким сиянием даже на фоне того, как расцвёл город. Позволить ей угаснуть, дать грязным лапам завистников и конформистов запятнать этот свет – нельзя. Любой ценой.
Да, Фрид рассердился так, как очень и очень давно с ним не происходило. С тех пор, как он стал Хранителем – совсем никогда. Он даже думал, что больше не способен на это. Фрид избегал всех сильных порывов, прекрасно помня, ко скольким историческим катаклизмам они привели. Эмоции никому не идут на пользу, а для Хранителя и вовсе могут стать фатальными, при той силе, что дарована им. Но сейчас Фриду хотелось выволочь предателя под солнечный свет и вывернуть ему наизнанку сердце. Пусть это делалось обычно лишь по добровольному выбору личности, ведь нельзя насильно изменять чужой характер и сердце, Фрид был готов на это, ведь посягательство на всеобщее счастливое будущее непростительно. Верил ли он, что одной Академии будет достаточно для того, чтобы этого достичь? Безусловно, нет. Но это заложит краеугольный камень, научит множество поколений мыслить правильно, к созиданию, а не разрушению.
Более защищённого места, чем Академия во время церемонии, не существовало, разве что Храм Равновесия. Для внешнего мира она оставалась лишь полуреальной, для того и требовались приглашения, просто так само здание никого даже близко не подпускало – мираж, призрак, фата-моргана. Любая атака оттуда попросту прошла бы насквозь. А из тех, кто находился внутри, Сабра не нашла никого подозрительного. Фрид знал её дотошность и внимательность, поэтому вердикту коллеги верил. Следовательно, его капризная природа допустила произошедшее… А, может быть, сам дворец и намекнул Маре, что с ней будет, если она не оправдает его ожиданий? Тогда всё сходится. Возможно, та капля бы сама рассеялась, не успей Фрид её обезвредить. Недурной щелчок по носу и указание на то, кто в действительности главный, завуалированный совет не слишком-то зарываться.
Или даже вовсе это не намёк, а шутка. Крайне неуместная шутка того, кто не понимает, что это такое и когда они нужны, а когда портят момент. Возможно, они получили на руки живое существо, пусть и не такое, как принято себе обычно представлять. Новорождённое живое существо, лишь начинающее пробовать мир на зуб. Дрожь пробирает, не так ли? Даже сами творцы понятия не имеют, на какую высоту замахнулись. Ни одна легенда не рассказывала об успехе тех, кто покусился на божественные права, являясь простым смертным. Или экспериментировал с тем, чего до конца не понимали. Да, именно так и совершают грандиозные прорывы… но и выставляют себя на посмешище, и погибают страшной смертью тоже на этой дороге. Впрочем, что уж теперь сетовать, они дерзнули, давать задний ход поздно. Отступятся теперь – и впредь никто никогда за ними не согласится следовать.
Фрид вышел из кабинета и поднялся на крышу. Открытая, казалось бы, всем ветрам, она была надёжно защищена незримым куполом чистой энергии.
– Я знаю твой секрет, – безмолвно обратился к Академии Хранитель.
Нет, он вовсе не такую уж и уверенность чувствовал в своей теории, но проверить хотел. Понять бы ещё, как понравиться нравной и загадочной химере из образов и сновидений. И дворец, конечно же, не ответил – лишь в сказках неодушевлённые предметы умеют говорить. Но Фрид прямо-таки всем нутром почувствовал, как к нему присматриваются, изучают невесомыми касаниями, пробираются под кожу. Он был Хранителем, а, значит, не ошибался в подобных вещах. Он умел видеть истинные токи энергии в мире, ткань, из которой было соткано всё вокруг. Для него весь остров и каждый стебель травинки, каждый камень и каждая букашка состояли из миллиардов причудливо переплетённых пёстрых, постоянно растущих, меняющих толщину, цвет и конфигурацию нитей. Он мог влиять на них, как пожелает. Мог взять любую – и попросту отменить её. И он сумеет остановить Башню Миражей, если окажется, что она несёт в себе слишком много зла. На всех Хранителях лежала ответственность, тяжёлый долг определять, что есть хорошо для острова, а что плохо.
Именно поэтому Фрид отчётливо понимал, что нельзя просто взять и оборвать существование того, что раз создали. Привели нечто в мир, не сумели понять – и не нашли лучшего пути, чем уничтожить это. Тогда он будет уже не Хранитель, а Разрушитель. Убийца.
Присутствие не казалось враждебным. В нём сквозили любопытство и даже симпатия. Но, словно отзываясь настороженности Фрида, внезапно налетевший из ниоткуда ветер взлохматил его волосы. Конечно, физическая оболочка Хранителя только имитировала человеческое тело, в действительности же он представлял собой столп света, такой огромный, что не поместился бы на этой крыше… и Академия вот так, легко и непринуждённо, напомнила Фриду о том, кем он когда-то был. Они оба притворялись друг перед другом теми, кем не являлись – но что-то от образов всё же стоило считать настоящим. Обоим то, как они выглядели, и в соответствии с этим себя вели, нравилось куда больше, чем истинные формы. Оба мечтали о хорошем будущем и хотели нравиться. Неожиданная и даже немного пугающая общность с чем-то настолько непостижимым и потусторонним показала Фриду – Башня Миражей одинока. Ей нужны зрители, внимание, общение, и для них она согласна выступить советчицей, указующим правильный путь перстом… не настолько, однако, назойливым, чтобы насильно навязать этот путь. По крайней мере, в этом ей хотелось верить.
По наитию Фрид присел и коснулся ладонью гладкой поверхности крыши. Хотя сама она оставалась прохладной, в глубине он уловил живые и ласковые токи тепла. Они напоминали человеческий пульс, хотя и не являлись им. Ускользающие от восприятия, будто плод воображения, эти загадочные движения энергии могли бы обмануть кого угодно, только не Хранителя, воспринимающего весь остров, все законы мироздания как единое с собой. Вместе с тем Академия была вполне самодостаточной от него, и Фрид понимал – они на равных. И многому мм предстоит друг друга научить, если будут внимательно слушать. Башня не искала в нём поддержку и опору, как весь остальной остров. Она предлагала свои. Хотя было в её щедрости что-то лукавое, почти флиртующее – и затаённо опасное. Действительно ли стоит полагаться на такого товарища – или же она пытается опутать его тенётами прозрачной, почти невидимой паутины? В эту минуту Академия пыталась к нему подольститься, но он не должен забывать, что её розыгрыш над Марой был жестоким, а, значит, и вся эта сущность в высшей степени непредсказуема. Кто знает, что она сочтёт забавным дальше. И как далеко готова зайти. Наверно, потребовались бы все Хранители, чтобы стереть эту таящуюся сущность, и тогда Академия завершила бы материализацию в вещественном мире, стала бы одним зданием из многих. Но Фрид бы не желал такого финала, сам акт создания Башни Миражей лишился бы всякого смысла. Они ведь так старались, чтобы она не была похожа ни на что и возносилась над всем привычным, традиционным, простым и подчинённым общим правилам.
Ощущение, что она смеётся над ним и водит за нос, почему-то не отпускал. Фрид давно был выше мелочных обид и стремления кому-то что-то доказать, но Академия разжигала его любопытство. Дразнила, намекая на что-то, что ему всё никак не удавалось у хватить за мелькающий хвост.
– Ты ведь помнишь, что мы обязаны оберегать живых, а не иллюзии, какими бы притягательными и соблазнительными те ни были?
Фрид обернулся и встретился взглядом с Саброй. Нашла-таки его. Хотя он и не скрывался, но что она сообразит так быстро и сочтёт нужным нарушить его странное не-одиночество, о котором даже эта странная женщина не могла знать… Впрочем, это бы ничуть не удивило Фрида. В очередной раз ему показалось, что напарница видит его насквозь. И понимает многие вещи о нём гораздо раньше, чем он сам их осознаёт. Сабра была матёрой воительницей, сантиментов не признавала, с врагами не договаривалась. И, если она расценит Академию как угрозу – вместо слаженного дуэта они превратятся в идейных противников. Будь Фрид человеком – поёжился бы.
– Как в древней истории о шкатулке чудес, в которую высшие силы заперли все чудеса нашего мира, – продолжала Сабра. – Шкатулку захлопнули, и чудеса иссякли – когда люди столкнулись воочию с тем, что самые сладкие грёзы способны ломать судьбы и сводить с ума не хуже кошмаров. Ведь что есть кошмар, как не крушение мечтаний и надежд, и, чтобы отнять их, сперва нужно дать, не так ли?
Она не угрожала Академии и не относилась плохо к Фриду – всего лишь предупреждала по доброте душевной, пока он не увяз слишком глубоко. Но тут Фрид поневоле задался вопросом, не опоздала ли его давняя подруга. Он уже не собирается отдавать Академию без боя, что бы та ни натворила – хотел попытаться договориться, поладить, дать понять, что та не права, и объяснить, почему. Хлопотать и заботиться, как о родном ребенке, даром что иметь детей Хранителям не дано.