Башня страха
Шрифт:
Оба раненых тяжело дышали.
— Что случилось? — Аарон склонился над ними.
— Йосех увидел похитителя детей, того, из лабиринта, — ответил всадник, — мы погнались за ним. Но мерзавец что-то шепнул людям, и они набросились на нас.
Молоденький дартарин открыл глаза, попытался встать. Аарон протянул ему руку. Юноша вздрогнул, отшатнулся, но потом принял помощь. Аарон поднял его, и, поддерживая, довел до места, где они сидели прежде. Он не замечал, что вокруг, точно черные вороны, собираются дартары.
Он усадил мальчика и оглянулся, не нужна ли помощь второму раненому. Того уже окружили дартары. Аарон снова воззрился на паренька — теперь, когда он был без маски, стали видны диковинные рубцы и татуировки на лице.
— Спасибо, — пробормотал Йосех.
— С тобой все в порядке?
— Синяки и царапины, а так все ничего.
— Ты, видно, хотел расквитаться с тем парнем… — неуверенно предположил Аарон.
— Он от нас не уйдет, еще повстречаемся.
В доме Аарона кто-то истошно вопил. Старушка Рахеб так разошлась, что сорвала себе голос. Аарон с удавлением увидел, что в дверях показалась Миш с тазиком, тряпками и снадобьями из их домашней аптечки. Она опустилась на колени рядом с юношей, намочила тряпку и начала обтирать с его лица уличную грязь.
Аарон присел на корточки. Любопытно, какое впечатление произведут на девушку шрамы и татуировки? Он с улыбкой наблюдал, как она пытается смыть и их тоже.
Опять женский вопль — на сей раз Лейла. Ариф очутился рядом с отцом и положил ручонку ему на плечо. Аарон приобнял сынишку. Где-то на заднем плане ручьем разливался Стафа: мать успела перехватить и запереть его.
Аарон смотрел на Миш, а сам думал, с чего вдруг взбесилась толпа. Знай люди, кто перед ними, на него, а не на дартар, обратился бы их гнев.
Над ними нависла тень всадника. Аарон поднял глаза — и встретился с другими глазами, влажными серыми глазами старого ястреба. Джоаб.
Что-то треснуло в Аароне, как яичная скорлупа. Ядовитая ненависть выплеснулась наружу.
Конница Джоаба смяла ряды кушмаррахан в долине Чордан. Отец и братья Аарона не вернулись из того боя, Аарон затрясся, руки и ноги не слушались его. Он медленно поднимался, готовясь к прыжку. Из горла вырвался звук, похожий на тот, что издает кошка, проглотившая клубок шерсти.
В серых глазах промелькнуло удивление, почти страх.
Аарон поймал не себе взгляд бел-Сидека. Калека стоял в стороне и с недоумением смотрел на него.
Темная, застилавшая взор пелена распалась. Аарон передернул плечами, заставил себя оторваться от Джоаба, схватил Арифа и потащил к дому. — Пошли, Миш, — бросил он на ходу.
Миш безропотно последовала за ними, по тону Аарона почувствовав, что не стоит пускаться в излюбленные ею пререкания.
Йосех проводил девушку печальным, удивленным взглядом.
— Что стряслось с этим человеком? — спросил Джоаб. — Я подумал, он вцепится мне в глотку.
— Наверное, вы как-то обидели его, — отозвался Меджах, — годков этак шесть назад.
Джоаб сердито взглянул вслед чудаку-вейдин.
— Что тут вообще-то происходит? Тяжело ранены?
— Несколько тумаков, в остальном — полный порядок, — ответил Йосех.
Он рассказал Джоабу о стычке с похитителем детей. Из переулка вынырнул Ногах и, слушая доклад брата, беспокойно переминался с ноги на ногу.
Генерал наконец закрыл широко распахнутую дверь. Он был вне себя от возбуждения и бормотал проклятия. Эйзел чисто случайно избежал гибели. Кроме того, эти ублюдки Джоаб с Фа'тадом через какое-то время могли заинтересоваться, что понадобилось преступнику на улице Чар.
Эйзел никогда не допускает ошибок. Во всяком случае, не допускал на памяти старика. С ним самим ничего не случится. Но порыв, побудивший Эйзела в тактических целях воспользоваться именем Живых, мог с точки зрения стратегической обернуться сущим кошмаром.
Эйзел не виноват. Виноват он, предводитель Живых, который слишком часто стал прибегать к услугам лучшего своего бойца. Возможно, кто-нибудь уже обратил внимание на постоянные посещения Эйзела. Это надо прекратить, невзирая на все неудобства. Нельзя допустить, чтоб похитителя детей связывали с домом бел-Сидека или с Союзом. Дурная слава чревата провалом движения. Живым следует отречься от Эйзела, осудить его и требовать наказания наглеца, посмевшего запятнать их честное имя. Эйзел ловок, он сумеет избежать неприятностей.
Генерал взглянул на свой письменный стол. Для него это как другой конец света: стол стоял у противоположной стены. Надо написать Эйзелу, предупредить его, что придется потерпеть, что на какое-то время он будет объявлен вне закона.
Потихоньку, по стеночке, старик начал пробираться к столу. Жаль, что не на кого опереться. Слаб он стал, бремя слишком тяжело для его старых плеч. Но разве решится он на откровенный разговор с атаманами? Многие из них будут напуганы, даже оскорблены — правда, все по разным причинам.
Зенобел или Карза? Может быть. Если поговорить с ними не спеша, обстоятельно, развернуть план во всей красе, раскрыть двойной смысл всех уловок — тогда их не отвратят некоторые непривлекательные, отвратительные даже средства, к которым прибегает Союз в настоящий момент.
Слишком много сил отнял у старика путь до двери. На обратную дорогу их не хватило.
Бел-Сидек впервые не жалел о своей искалеченной ноге. Будь он здоров, пришлось бы кинуться в гущу свалки, не ждать, пока поостынут страсти, хаос отступит и участники драки начнут прислушиваться к доводам разума.