Башня вавилонская
Шрифт:
…а большинство не отвлекалось на реакции, слушало выступление доктора Камински, и то, чего они не поняли из речи Шварца, становилось окончательно ясным теперь.
— Да нужны, чтобы этих козлов караулить! — решительно ответил деловой человек на финальный вопрос Камински.
Спорить с ним не стали.
Что они думали там, в Лионе? Им нужно было свернуть заседание, объявить перерыв, как только прозвучала фамилия Шварца. Джон не мог этого сделать, но есть же госпожа Фрезингер, есть… что, о чем они думали? Они считали, что человек, находящийся
А сам Шварц?
— Что это было?
— Диагноз… — слегка пожимает плечами Дьердь. — Окончательный. Может быть, из тех, что ставят врачи, но скорее из тех, что ты ставишь себе сам. Вальтер, видимо, тоже, некоторым образом, спал. А потом проснулся и посмотрел в зеркало…
Теперь они все-таки отложили заседание до утра. Теперь — поздно. Извержение уже произошло, и гигантская волна начала свое движение. Вопроса, для чего она сама здесь, Анаит не задавала. Джон позвал ее, это достаточная причина; но он позвал обоих. С самого утра. Он знал о Шварце?.. Скрытые движения, тайные процессы?
И неизвестно, насколько можно доверять девушке за рулем.
— Спроси ее, — шепотом говорит Анаит.
Надо было научиться у Коптов разговаривать руками. Надо было вообще взять их с собой, и Альберто тоже; бедного парня за скандал в студсовете уже прозвали «Карибским кризисом», он же решит, что должен оправдать. И девочку, наверное, все-таки тоже.
Она не слишком своевременно догадалась спросить у Дьердя, а что это за полулегендарная Ленка, которая дала от ворот поворот Морану. Зачем Шварц заострил на этом внимание. Но все-таки догадалась.
Оказалось, что Шварц и не собирался поначалу использовать себя как таран. Он хотел, чтобы систему снесли главные пострадавшие. Студенты. И даже нашел кандидата, вернее, кандидатку. Но сначала в эфир вывалился Лим, потом появился Васкес… а в какой-то момент Шварц понял, что вокруг не операция, а жизнь, причем, его собственная.
А от его планов осталась бесхозная девочка, девочка-ракета, которая вдруг обнаружила, что мишени больше нет и не будет — а ее пять лет делали ракетой. Снарядом на один выстрел. Жуткое зрелище, и разбираться с ним на бегу нельзя.
— Аня, — только что Дьердь мучительно вспоминал, что это за Рикерт такая, но началась работа — и память послушно принесла нужное, — что вы нам можете сказать?
— У нас паника. — совсем другим голосом отвечает девочка. — У нас настоящая паника.
Она очень внимательно следит за дорогой, одновременно включены два навигатора, на первый взгляд совершенно одинаковых. Постоянно ждет сигналов — так, с левой руки понятно, телефон, наушник — видимо, от другого номера, но есть еще одна точка внимания. Нагрудный карман. Набор не пригнанных между собой примет, обид и самоотверженности готов в любой момент выполнить поворот «все вдруг». Вот даже как…
— Там еще О… Лим на все фойе
Значит, в чистой зоне били посуду. И собираются бить еще. И девочка Анечка прижала нос к земле и распустила уши по ветру — собирается, если что, нас эвакуировать. Как ценный груз. Интересно, понимает ли она, что из зоны обстрела убирали в первую очередь именно ее?
— Они сначала не дают ему действовать, а потом спрашивают, почему он не вмешался.
Ох, как это звучит. Шварц прав, и Камински была права. Максим все-таки мужчина, и начальство его тоже, это чуть-чуть снижает накал страстей, а тут… вот это все-таки у нее настоящее, в отличие от пламенных взоров в сторону Анаит.
И сразу сложилась, оформилась в цельнолитое яростное существо.
Нет, не все в новгородском филиале было плохо. Девочка слышит что-то в наушнике, слышит — дернулись, расширяясь, зрачки, ушел в сторону уголок рта — но на движении машины это не сказалось.
— У нас новости? — спрашивает Дьердь, дождавшись конца сообщения.
— Да. Мне звонил… соученик. Только что служба безопасности попыталась арестовать господина декана Шварца. За «проникновение с нелицензионным биоматериалом» и хулиганство.
Неожиданный маневр вертихвостки Ани не отбил у Одуванчика аппетита; такие проявления чувствительности ему не были свойственны. Есть возможность набить брюхо — набивай, не выделывайся, только так, чтоб на месте не заснуть. Человек предполагает, а Бог посмеивается.
Что ж, леди с дилижанса — кобыле легче, как говорят наши новые северные союзники, если верить нашему новгородскому другу. А мы с Джастиной и всей компанией пойдем обедать и бедствие это обсуждать; странно — но успел соскучиться по всем, даже по Сфорца.
Пять, семь, десять минут никто не выходил. Он не выдержал, свернул в ближайшую переговорную, сейчас, естественно, пустую, и включил камеру из зала — а там… Содом и Гоморра явно были местечками потише, чем зал заседаний. Потому что внутренняя охрана здания пытается арестовать Шварца, да Монтефельтро скандалит от всей души, и остальные корпоранты подвякивают, и кто-то орет — мол, провокация.
Очень на то похоже.
Деметрио отступил, пока и его не загребли и пошел себе, независимо посвистывая. Черт его знает, что это такое, но самому лезть в силки смысла нет. Ткнулся в телефон — у Эулалио номер отключен. Оставил сообщение. Джастине звонить не стал, она, кажется, рядом с мужем стояла.
Спустился вниз, в кафе — и хмыкнул. Повезло. Вот он, сеньор Трастамара де Кордуба во всей красе. Один, в зоне для некурящих. Это и к лучшему. Хотя на столике два стакана, ну и черт с ней, со стрекозой… может, они вообще дольше знакомы, в конце концов?