Башня вавилонская
Шрифт:
Его убьют.
— Наверняка. — А это Амаргон, веселый как пума, совсем другой, чем вчера. — Но кто-то же слушает. Для них и говорить. Говорить вслух, а потом делать. Так что составляйте заказ на переселенцев и посылайте прямо Фергюсу Феррейре в МинСельПром. — Он кладет ладонь на лошадиное плечо. В Винланде так принято, так можно. — И координаты ваших вододобытчиков я жду в любом случае. Думаю, и с финансированием разберемся… А эти пусть хоть огнем горят со своими интригами. Надоели.
Его убьют, и он это знает.
На трибуне Пеппи Уолтерс
Хороший ход со стороны Лима. Предсказуемый — Уолтерс и сюда-то приехала договариваться о сотрудничестве, но хороший. Кажется, что это еще один клин, а на самом деле — наоборот. Потому что Винланд, при всей любви к автономии, связан слишком со многими. И голоса того же Альбийского Содружества теперь сначала разделятся, а потом могут собраться снова — на другой чаше весов. Да и прочие задумаются.
Что это стабилизирующий ход, поймут не все и не сразу. Одним объяснят, другим невозможно. В части голов уже бурлит вопль «Так их там двое!». Несколько дней назад «их» была мелкая россыпь, потом появилось террановское образование. Закричите погромче, и их и вправду станет двое: Старый Свет против Нового. Амаргон вчера сказал очень правильную вещь — «Их стукнули, они кристаллизовались». Раствор был в подходящем состоянии. Интересно, заметил ли он состояние раствора вокруг себя?
Чуть ниже, почти у колен, плавает маленькая рыба-шар. Надутая до предела, шипы торчат во все стороны. Ожесточенно работает. Информационный поток от нее имеет температуру жидкого азота.
Грустная и очень колючая юная рыба. Что же это с ней приключилось с утра?
Пеппи заворачивает пассаж о состоянии террановского наземного транспорта и железных дорог в особенности.
— Анечка, скажите, а что вы с собой сделали с прошлого перерыва?
— Согласилась переспать с чужим человеком для отвлечения внимания, уговаривая себя, что это любовь, — клавиши не дымятся, собрано на совесть. — Потратила ночь на дурацкие никому не нужные открытия… зато все будут знать, что никаких заговоров мы не плели. Превратила себя в коврик… Для человека, который не любит, чтобы его желания угадывали и принимали к исполнению, вы были удивительно молчаливы.
Совершенно непонятно, на какие коэффициенты нужно делить и умножать каждое высказывание. Правдой они быть не могут, для этого юная рыба попросту слишком чиста и невинна; и слишком ярко светилась утром.
— Я старый, старый сводник. Есть такой грех. Желал я, Анечка, чтобы вы перед сном немного погуляли. А что до остального, то в свободное время подумайте, почему ваш молодой человек не предложил вам сегодня руку и сердце…
— Вы издеваетесь?! — на скорость и качество работы состояние не влияет. — Какие руку и сердце, мы вчера познакомились! Я не сошла с ума.
Действительно. Несколько более кратко, чем следовало бы.
— Аня, я имел в виду данные об авторе идеи сериала. Хотя снимки тоже получились прекрасные. Но, простите, если вы и впрямь проводили время ради меня, мне очень жаль Деметрио.
— Сериала? — выплевывает рыба-шар. — Кому было нужно это старье! Это просто…
Про Деметрио она говорить не желает. Что ж, есть проверенный метод. Подсунь загадку.
— Вы торопитесь, Аня. А ведь речь идет о знакомых вам людях. О том, почему один знакомый вам и достаточно все еще приличный человек допустил, чтобы другой знакомый вам и не окончательно пропащий человек оказался в активной зоне операции, где его, вернее ее, могли попросту убить. Да-да. Подумайте над этим.
Пеппи постепенно закругляется. Повторяет напоследок тезисы. Все правильно, все согласно заповедям альбийского сержанта: «Скажи им, о чем будешь говорить. Скажи им это. Скажи им, о чем говорил». Сравнительная автономия Винланда — для одних благо, для других заряженное ружье, которое рано или поздно выстрелит. Вот ружье и сообщает, что готово выстрелить и что в процессе оно подросло до главного калибра. Они могут себе позволить уйти в отрыв. Они могут себе позволить десант на юг. Их никто не посмеет остановить силой оружия. Их удерживает от резких шагов только опасение за будущее Евразии. В способности Африки устоять самостоятельно они не сомневаются. Подразумевается: вы слишком недавно ее слепили.
Должен быть кто-то третий. Третий удар серебряным молоточком по лбу, и если Совет не отзовется на оклик по имени — останется провозгласить «Sede vacante!».
А потом похоронить пустоту — торжественно, увы, слишком торжественно. И с гекатомбами, потому что иначе таких мертвецов не хоронят. Это не Аню спрашивать нужно, что она успела придумать и сделать из себя от завтрака до обеда, это неглупых, талантливых и почти не тронутых коррупцией людей в креслах депутатов и чиновников — с каждым разговаривал, с половиной работал — спрашивать нужно: чем они отравились, чем? И почему с такой охотой?
— Я прошу прощения, госпожа Уолтерс была чудом краткости и внятности — и у нас опять осталось лишнее время. — Да Монтефельтро слегка наклоняется к микрофону. Странный у него вид. У другого человека такая поза обозначала бы, пожалуй, серьезные колебания. Нерешительность. — И я хотел бы попросить пропустить вне очереди одного из членов моей делегации.
Не откажут. Всем до смерти интересно знать, что мы думаем. Боюсь, им предстоят открытия иного рода…
— Имя выступающего?
— Господин Вальтер Шварц.
Да.
Чувствительный предупредительный муж — настоящее благо. Чувствительный предупредительный муж кладет ей руку на колено, еще немного, и звучало бы как шлепок. Сбивает иллюзию кресла, винтом уходящего в пол. Замучили уже эти эффекты. Доктор, я лечусь и лечусь, а мне все хуже и хуже.
Все окружающее — все это ядовитое безумие, — дом, который построил Шварц. Шоу, которое поставил Шварц. Хорошее объяснение происходящего.