Башня ярости. Книга 2. Всходы ветра
Шрифт:
– Мы и впрямь вместе, – попытался улыбнуться Ларэн, – обитавший здесь безумец мертв, а созданный им кошмар уничтожен... Только, убив поджигателя, не погасишь пожар, так что мы далеко не победители. И неизвестно, когда и как мы вернемся...
– Но мы ведь в Тарре. В Вархе!
– Да, в Тарре и в Вархе, а ее хорошо обложили. Грэдитара пытался выползти и не раз, но ему не позволили. Откуда стражам знать, что врага в цитадели больше нет...
Ларэн был прав! Если не удастся докричаться до Эмзара и доказать, что они – это они, а не очередная уловка Хозяина, придется или вырываться силой, или ждать у моря погоды. Роман невольно посмотрел на Кольцо, которое сам же и замыкал. Ловушка была надежной.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ VIVIRE EST MILTARE 48
Аврора одевалась медленно и изящно. Не для себя – для любовника. Точными, медленными движениями натянула шелковые чулки, завязала ленты нижних юбок и повернулась к Базилю спиной, чтобы он зашнуровал корсаж. Арциец сказал то, что требовалось, а именно то, что он с куда большим удовольствием сделает обратное. Аврора засмеялась и предложила ему перейти от слов к делу. Базиль перешел. Потом они пили подогретое вино и рассматривали хаонгские картинки, за которые, поймай их на горячем, светило бы церковное покаяние. После картинок Аврора еще раз попробовала одеться, и опять не получилось, так что в посольский особняк на улице Старой Таможни Гризье вернулся лишь во втором часу пополуночи.
48
Жить – значит бороться (лат.).
49
Перевод В. Соловьева.
Почти все слуги спали, так как граф предпочитал уходить и приходить тогда, когда ему захочется. Базиль зажег свечу и поднялся в спальню. На столе у изголовья белело два письма – от сестры и графа Вардо. Настроение сразу испортилось, как портилось всегда при воспоминании о далекой родине и любимой семье.
Нора могла выводить на раздушенной бумаге какие угодно благоглупости, «возлюбленный брат» не верил ни единому слову «сестры и королевы». Жорес не передавал ему никаких приветов, не желал никаких успехов и был бы рад-радешенек, если б младший братец сломал себе шею или хотя бы обе ноги. Мать, может, за него и молилась – как-никак, из ее сыновей живым и здоровым остался только самый негодный, но в циалианки она по своей воле не уходила и убийцу своих детей не благословляла. Любовь Норы к царственному супругу была столь же непреложной истиной, как святость кардинала Клавдия, а благорасположение означенного супруга к шурину вызывало непреодолимое желание навсегда остаться в Авире. Базиль не сомневался, что гонец с приглашением на именование теперь уже покойного племянника не прибыл отнюдь не по причине скоротечной лихорадки, а потому, что Пьер боялся. Нора могла разрыдаться у брата на груди, а тот потребовать объяснений и по поводу Алека с Филиппом, и по поводу матери.
Граф Мо был готов поставить живого коня против дохлой кошки, что, останься он в Арции, ему бы на голову уже что-нибудь упало. По большому счету, его спасли Лось и собственное нахальство. Друга Саррижа и Вардо убивать не только опасно, но и глупо, а Тартю выжимает пользу и из чего можно, и из чего нельзя. Гризье поморщился, вообразив физиономию арцийского короля. Говорят, после смерти наследника он превратился в собственную тень, ни на мгновение не расстается с судебными магами и циалианскими рыцарями и строит себе новый дворец. Маркиза Гаэтано обвиняют в ереси, недозволенной магии и убийстве принца Анхеля и ищут по всей Арции. С тем же успехом Пьер мог бы издать указ о поимке ветра... Рафаэля Кэрну то и дело где-то «видят». Бывает, что и в двух, а то и в трех местах одновременно. То он в Мунте, то в Авире, то приходят вести с севера. Дескать, маркиз Гаэтано вспомнил, что он регент Арции и готовит восстание. Бред!
Тартю свихнулся, Кэрна никогда не тронул бы ребенка, он бы сразу содрал шкуру с кошачьего «короля». И правильно бы сделал! Бедная Нора... Хотя она вряд ли успела привязаться к сыну – Тартю решил воспитать Анхеля по допотопному этикету и отобрал у матери. Может, оно и к лучшему, если Пьеру свернут голову, сестренка сможет иметь другого мужа
Базиль запил сестрины каракули вином, сжег над свечкой и задумчиво посмотрел на второе письмо. Заговор можно было отложить и на завтра, но спать не хотелось, и арциец сорвал печать с пылающим замком.
Почерк показался незнакомым, но все объяснилось весьма просто. Письмо было не от графа, а от графини. Антуанетта умоляла сжечь послание и к полуночи прийти в парковый павильон, так как ей необходим совет и помощь «истинного арцийского рыцаря». Похоже, белокурая прелестница основательно вляпалась в какую-то беду. Альберу она никогда не признается, да его и в городе-то нет, но почему ей нужен он, а не Морис? Правду сказать, Базиль был уверен, что эта болонка сейчас облизывает Саррижа. Неужели влюбленные поссорились? Хорошо бы! Базиль смертельно устал смотреть в глаза ничего не подозревающему Альберу и выслушивать любовные причитания Мориса, а от Антуанетты с ее опущенными глазками и губками бантиком арцийца откровенно тошнило.
Граф Мо был сыном своей матери и знал цену женскому лицемерию как никто другой, но не объяснять же двум дурням – старому и молодому, – что предмет их страсти – маленькая, похотливая дрянь, которой нужен и красивый, пылкий любовник, и богатый, влиятельный муж. Мать, та хотя бы была верна королю и семье, Антуанетте же не было дела ни до кого, кроме собственной персоны.
Базиль еще раз глянул на торопливые строки «умоляю», «сегодня ночью я буду одна», «дело идет о жизни и смерти!». Чего же она натворила? Тащиться на улицу Вепря арцийцу не хотелось. Во-первых, Аврора его изрядно измотала, во-вторых, ему наверняка предложат сделать что-то глупое. Хоть бы Альбер держал женушку в неведении относительно своих планов, но он ей доверял. Придется идти – дура слишком много знает. Слава святому Эрасти, она хотя бы не осведомлена о его роли в заговоре, зато о том, что он покровительствует их с Морисом связи, Туанон наслышана. Тоже немало, между прочим! Гризье вздохнул, поднял все еще благоухающий фьонскими магнолиями плащ, немного подумал и сунул в карман куртки злополучное письмо. Сжечь он его всегда успеет, но сначала как следует отчитает Антуанетту.
Надо быть сумасшедшей, чтоб писать такие письма! Он ей не брат, не муж и не любовник – это знают все. Попади записка в чужие руки, и вывод один: Базиль Гризье и Антуанетта Вардо – сообщники, причем речь может идти только о Ролане. Нет, положительно, Туанон надо вправить мозги... Базиль хлебнул вина и вышел в хмурую, слякотную ночь.
Прощаться всегда тяжело, особенно не зная, когда вернешься и вернешься ли, но Сезар и Миранда правы – она должна уехать. Не ради себя, ради них и будущего ребенка. Они с мужем проявили некоторую неосторожность, но победа пьянит, даже если понимаешь, что все еще только начинается. Марта Мальвани улыбнулась глупому дракону с гобелена, кто бы мог подумать, что так раздражавшее ее творение эллских ткачей внезапно станет таким милым? Она родилась в Эльте и всю жизнь считала себя арцийкой, понадобилась война, чтобы дочь Шарля Тагэре почувствовала – Лиарэ стала ее домом, а Оргонда – родиной. Женщина, дивясь самой себе, погладила глупо ухмыляющегося дракона.
– Мы еще увидимся, ящерица...
– Конечно, увидитесь, – подтвердил вошедший Сезар, – пусть не скоро, но увидитесь, я клянусь тебе.
– Ты обойдешься без Диего и Ягоба?
– Я не собираюсь без них обходиться, Коннак божится, что они скоро вернутся, и я ему верю. «Южный ветер» догонит лишь Скиталец, а он на нашей стороне.
– И все равно Артьенде едет зря, на море он мне ничем не поможет, а здесь...
– Здесь он может совершенствоваться в составлении букетов и стихосложении, но я не Аршо, как-нибудь обойдусь. Марта, если Диего решил тебя проводить, он тебя проводит. Я рад, что он будет с тобой, по крайней мере, ты не заскучаешь.
– О да! В обществе мирийцев и маринеров это трудно, но...
– Никаких «но», – Сезар поцеловал жену, – мы все решили. Тебе самое место в Мирии. Скажи спасибо, что я не отправляю тебя на Берег Бивней.
– Спасибо, – улыбнулась Марта, – никогда не думала, что так привязалась к этому дурацкому дворцу, я его всегда терпеть не могла.
– Всегда? – поднял бровь Мальвани.
– Ну, пока здесь обитал Марк, точно. Наверное, надо идти. От того, что мы будем смотреть друг на друга жалкими глазами и пытаться шутить, ничего не изменится. Постарайся победить и уцелеть.