Башня ярости. Книга 2. Всходы ветра
Шрифт:
– А тебя, часом, не лихорадит? – барон участливо тронул лоб мальчика. – Да нет, холодный вроде. Почему псы развылись, пес их знает, – барон расхохотался собственной шутке. – Если хочешь, завтра заставлю клирика над мостом кадилом потрясти, только ерунда все это. Нам не нечисти бояться надо, а тех, кто штаны носит да мечами машет. Если мы эту кашу заварим, головы полетят и с них, и с нас! Выждать бы, да Крэсси говорит, что циалианки и антонианцы из Александра чудище лепят и почти вылепили. Только Север им пока не верит.
Эгон разговаривал с сыном Александра
– Ну и что ты скажешь? – спросил напоследок барон.
– Сигнор, а мы можем найти маркиза Гаэтано?
– Если скажем Крэсси, что он здесь...
– Сигнор, если вы решите восстать, я буду с вами!
– То есть?
– Если вы не скажете, кто я, я пойду на войну, как Анри Гийо, но пойду.
– Пожалуй... А вот женщин надо спрятать. Отправлю Клотильду с Кати к моей тетке, она их давно приглашала. Ну а осенью, благословясь, и начнем...
Крэсси я отвечу, когда он назад поедет. Старик в Малве собрался, совсем себя загонял, выглядит – краше в гроб кладут. Да оно и не мудрено – всех потерять... Назад он в конце Дракона поедет, тогда я ему кое-что и расскажу, глядишь, и Кэрна к тому времени объявится. А всадника твоего мы поищем, может, и впрямь шпион какой затесался, но, вернее всего, ты просчитался, ведь против солнца смотрел.
Когда Шарло вернулся к себе, он почти забыл про свои страхи, осенняя война полностью завладела его мыслями. Кати еще не спала и выглядела немного виноватой.
– Шарло... Ой, Анрио! Я взяла твое кольцо. То есть не твое, а Рафаэля...
– С ума сошла?!
– Нет, – поджала губы девочка, – я хочу, чтоб он вернулся.
– Я тоже хочу, но кольцо-то здесь при чем?
– Способ есть, – заговорщицки прошептала Кати, – только нужна вещь, которую человек долго носил... Еще лучше прядь волос или капля крови, но и кольцо подойдет. Вот я и позвала его, теперь он домой захочет...
– Глупости, – отрезал брат, – если б это было так, никто б писем не писал и гонцов не держал...
– Ты ничего не понимаешь! Письма нужны, потому что в них объяснить можно. И гонцы нужны, если знать, куда ехать, а если не знаешь... Тогда нужно звать. Магия крови! Только я не знаю, вышло ли у меня. Вот если б Рито был нам родич, он бы точно услышал...
По зеленому лугу бродили гнедые кони, спускались к быстрой, прозрачной реке, тянули морды к воде. Вдали синели поросшие лесом горы, цвел шиповник – алый, розовый...
– Мария!
Кто здесь? И где она, с кем?!
– Просыпайся...
Горы и лошади исчезли. Над ней нависал дощатый потолок, кое-как освещенный масляным светильником, голова кружилась, все тело непривычно ломило.
– Выпей, будет легче.
Царка показалась отвратительной, но голова прояснилась. Сколько же она вчера выпила... Хотя это хороший способ забыть о чуме. Мария с трудом села, тронула рукой волосы. Распущенные, спутанные. Которая сейчас ора? Судя по всему, глубокая ночь, а она
Хозе с усмешкой на нее смотрел, и Мария, спохватившись, накинула на плечи одеяло.
– Вот как? – поднял бровь наемник. Он, кстати говоря, был полностью одет. – Вообще-то, тебе не мешало бы подняться. Нам пора.
– Куда?
– Подальше отсюда. Мне здесь надоело.
Мария, ничего не понимая, смотрела на смеющегося мужчину, чувствуя, как у нее внутри все закипает. Он сумасшедший! Сумасшедший, да и она тоже.
– Ты уйдешь из чумной деревни? Мимо стражников и скорбящих? Ты – покойник, который вечером не сможет поднять голову.
– Я не собираюсь вечером пить, – хмыкнул мириец, – так что с головой у меня будет все в порядке.
– Ты понимаешь, что ты мертвец, – заорала Мария, – мертвец с тех самых пор, как сюда попал?!
– Не понимаю, – ответил тот, – если хочешь скоротать со мной еще вечерок, так и скажи. Я, пожалуй, задержусь. Днем больше, днем меньше.
Нет, он положительно не в себе.
– Судя по всему, я зря оделся, – заметил мириец. А вот этот блеск в черных глазах она помнила. Помнила, несмотря на выпитую царку. Мария натянула одеяло до подбородка, злясь уже на себя. Хозе – наглец и безумец, но от его взгляда жарко даже на краю смерти.
– То есть мне не раздеваться? – уточнил он. – Ты уж реши, пожалуйста. Или ты идешь со мной, или остаешься здесь, или мы уходим, но не сразу, – незаметным кошачьим движением наемник пересек комнатенку и опустился на край кровати. – А волосы у тебя перепутались ой-ей-ей как. Если сейчас не расчесать, придется обрезать. Помочь? Я умею...
В этом она не сомневалась, и отчего-то это очень задевало.
– Я сама.
– Ты в этом уверена? – темные губы изогнулись в усмешке. Проклятый, его забавляет все. Даже чума! Даже смерть!
Чтобы добраться до гребня, нужно было встать и сбросить спасительное одеяло. Или встать прямо в нем?
– Воистину, вы – странные создания, – философски заметил Хозе.
– Мы?
– Женщины. Вчера ты собиралась умирать и пришла ко мне, гм, с весьма необычной просьбой. Сегодня ты по-прежнему собираешься на тот свет, но тебя волнует, что я снова увижу то, – он засмеялся, – что, уверяю тебя, прекрасно рассмотрел. Думаешь, чем в меня бросить? Попробуй подушкой!
Мария знала, как разговаривать с мужчинами, но не в таком положении и не с такими. Ее ярость никуда не исчезла, равно как и страх перед неизбежным, но ей стало смешно. Хозе все же принес гребень и без лишних слов принялся разбирать спутавшиеся пряди. Надо отдать ему должное, он действительно делал это великолепно, напевая вполголоса какую-то песенку и то и дело отпуская сомнительные замечания в адрес женщин вообще и двадцатишестилетних девственниц в частности. Мария пыталась огрызаться, но когда ты сидишь голая в кровати и тебя держат за волосы, изображать оскорбленное достоинство трудно, а Хозе не собирался ее выпускать.