Башня ярости. Книга 2. Всходы ветра
Шрифт:
– Что делать?
– То, что ты просила. Хотя зачем это тебе, ума не приложу.
– Я хочу взять от жизни все, что могу. Здесь я могу только это.
– Не так уж и мало, между прочим, – Хозе глянул в окно, поднялся и задернул занавески, – солнышко высоко еще, и времени у нас достаточно.
Эгон Гран-Гийо был гостеприимным человеком. Было бы странным, не закати он родичу и его воинам хорошей пирушки, благо и повод нашелся – со дня рождения баронессы прошло всего три дня.
«Дети» хозяина ужинали в своих комнатах.
Шарло не сомневался, что его страхи как-то связаны с гостями, но как? Крэсси – это Крэсси, его хорошо знают, он никогда не причинит зла друзьям. Кто-то из его людей? Но вряд ли он бы почуял, заявись в замок предатель или убийца. Во дворце Анхеля каких только мерзавцев не болталось, но он ни разу не чувствовал ничего подобного. Шарло старательно припоминал все слышанные им истории. Рито говорил про каких-то бабочек и летучих мышей – отвратительных, но не таких уж и страшных. Однажды на него напала Дафна, кажется, тогда ему стало холодно, но Кэрна сразу понял, где зло, и сумел с ним справиться. Нет, Рито ничего полезного не знал. Эскотцы боялись оживших покойников, от которых оборонялись осколками зеркал, а фронтерцы пугали болотной и лесной нечистью, боявшейся серебра и золота. Но все эти страхи были ночными, днем они не выползали. Шарло нахмурился, запустив руки в шевелюру, и тотчас торопливо пригладил волосы. У корней они снова совсем темные, а Клотильде сейчас не до того, чтоб варить краску для приемного сына.
В дверь тихо постучали. Кати! В ночной рубашке и с распущенными волосами. Некогда ему сегодня с ней играть, он должен понять что-то важное.
– Шарло!
– Анри! Сколько раз тебе повторять!
– Шарло, – упрямо возразила сестрица, – мне страшно.
– Какие глупости, – мальчик нарочито громко рассмеялся, – тут мы в безопасности. У Эгона много воинов, да и не знает никто, что мы здесь.
– Я не о войне... Какой ты глупый, можно подумать, другой беды быть не может. Собаки воют.
– И пусть воют, беды-то.
– Нет, не пусть! Собаки всегда чуют зло. И кошка пропала.
– Кошки ночами гуляют.
– Шарло, – взгляд сестры стал очень внимательным, – ты врешь. Ты тоже боишься. Надо что-то делать.
– Что делать? И чего, по-твоему, я боюсь?
– Не знаю... Но собаки воют. Надо кому-то сказать...
– Чего говорить, и так всем слышно. Давай, я схожу посмотрю.
– Нет! Не надо...
– Надо. Сиди тут и никому не открывай. Я в окно, постучу три раза.
Катрин молча кивнула, хотя губы у нее тряслись. Шарло поднял тяжелую раму и скользнул наружу. Ночь была светлой, да и замок по случаю приезда гостей сиял огнями. Мальчик немного подумал и вместо того, чтоб спуститься во двор, поднялся на крышу. Собаки и вправду выли, громко и тоскливо, но в остальном все было в порядке. Если б они почуяли чужих, они бы лаяли, рычали, рвались с цепи, а тут... Может, дело в луне, хотя полнолуние еще не скоро. Шарло прошелся по крыше, полюбовался на летучих мышей – совершенно обычных, перепрыгнул
Конюхи не спали, баловались винцом. На молодого сигнора они глянули с некоторым удивлением, но одобрительно. Надо было придумать, что им сказать...
– Могу я посмотреть на коня Крэсси?
– Угу, сигнор, – старший конюх махнул рукой прикорнувшему на охапке сена парнишке, – покажи молодому господину баронова жеребца да и прочих заодно. Крэсси только на гнедых ездят, привычка ихняя такая. У них за лошадками справно ходят, только вот перекармливают... Надо меньше овса давать, а то зажиреют...
Конюшонок без лишних слов поднялся и взял в руки факел, Шарло решил про себя завтра же дать ему монетку. Среди вздыхавших и жующих лошадей было на удивление спокойно и мирно, все страхи куда-то делись, и «Анри» с удовольствием скормил гнедому Крэсси пару захваченных мальчишкой морковок. Рядом помещались и другие кони. Школа Туссена сделала свое дело, и Шарло принялся их пересчитывать. Сорок шесть!
– А почему одного поместили отдельно? Больной? Или норовистый?
– Сигнор, дык их столько, сколько было. Аккурат сорок шесть. Да сами прикиньте. Баронов жеребец, оруженосца его нового, два сигурантовых, два аюдантские да сигноносец. Ну и воинов три по тринадцать. Вот и выходит.
Выходить-то выходит, но он своими глазами видел, как к замку подъехало сорок семь всадников. Сорок семь! А Туссен пригласил войти всех, кто прибыл с бароном Крэсси. В Эскоте говорят, что лихо не переступит текущую воду и жилой порог, пока его не пригласят. Кого же пригласил добряк Туссен?
Видимо, конюшонок решил, что молодой сигнор рехнулся или впервые в жизни угостился вином, но Шарло меньше всего думал о том, что про него скажут. Собаки выли неспроста. Катрин почуяла то же, что и он. Нужно что-то делать.
Эгон был у себя. Барон задумчиво сидел у окна, вертя в руках серебряный кубок. Появление «сына» его удивило, но не рассердило.
– Крэсси готовит восстание. Если б не вы с баронессой, я бы согласился. А так даже не знаю, что и сказать. И маркиз Гаэтано как назло уехал, хоть бы он следы отыскал.
Эти ублюдки что удумали: написали про твоего отца сказку, удавить их за это мало! Таким его выставили, хуже не придумаешь! Набрали актеришек, и те эту дурь по всем провинциям показывают. И, что хуже всего, верят им!
– Чему верят? – слова барона об отце оттеснили и воющих собак, и пропавшую лошадь.
– Тому, что Александр Тагэре – узурпатор и убийца, а этот недоносок – спаситель Арции. Крэсси считает, что тянуть больше нельзя. Иначе лицедеи всех на свою сторону перетянут. Правда, нашлась управа и на них. Думаю, без Кэрны там не обошлось, но тогда он вряд ли скоро объявится. А ты-то чего хотел?
– Сигнор, сколько барон Крэсси взял с собой людей?
– Сорок пять, он сорок шестой, а что?
– Я их пересчитал со стены. Их было сорок семь! Туссен пригласил войти всех, кто пришел с Крэсси, и они перешли текущую воду. А теперь их сорок шесть и в замке воют собаки. Сигнор Эгон, когда они мимо меня через мост шли, я почувствовал что-то... Что-то очень плохое.