Башня ярости. Книга 2. Всходы ветра
Шрифт:
Смерть поступила нечестно, подло, мерзко, несправедливо. Мария закусила губу, стараясь думать о чем-то другом, но не получалось. Последние оры таяли, как льдинки в весенней воде. В горле першило, совсем чуть-чуть, но это было началом.
– А это еще зачем? – Хозе осторожно снял с ее лица слезы. – Блондинкам лучше не плакать. Некрасиво.
Мария жалко улыбнулась. Подумать только, совсем недавно она то же самое говорила Элеоноре. Эта несчастная дура будет жить и реветь еще
– Хозе, почему так? Я не хочу умирать.
– Никто не хочет, а кто хочет, тот безнадежный осел. И туда ему и дорога.
– У меня уже началось.
– Что у тебя началось? – поинтересовался наемник, впрочем, без особого волнения.
– Чума. В горле...
– А холеры у тебя нет случайно? Или конской оспы? Да, дорогая, девственность плохо влияет на разум, я это давно подозревал.
– Не утешай меня. Я все знаю...
– Проклятый! Да что ты знаешь? Нет тут никакой чумы. Нет, не было и быть не может.
– Как? – Марии показалось, что она ослышалась.
– Так! Север послал Тартю к Проклятому, того и гляди начнется восстание. Король и его молодчики боятся, что оно перекинется на Среднюю Арцию. Для них это и впрямь чума, но только для них. Вот они и понаставили кордонов. Никого никуда не пускают. Если Тартю здесь камня на камне не оставит, никто и не пикнет. Здешним все ясно, а вот в Арции народ и впрямь испугается. Здоровые слишком не хотят заболеть, чтобы жалеть тех, кого сожгут заживо.
– Ты, – Мария задохнулась от обуявшего ее гнева, – ты это знал еще вчера?!
– Разумеется, – подтвердил мириец, – чума всегда начинается на юге в больших городах и идет на север и никогда наоборот. Это выдумка, не спорю, удачная... Те, кто попались, это понимают, только куда против стражников попрешь, одна ты у нас, как из лесу вышла, всему веришь... Неужели ты думаешь, что стражники, будь тут и впрямь чума, ходили б с открытыми рожами и раздавали зуботычины? Да они бы всех из арбалетов на расстоянии клали! И трактирщик, как пить дать, в доле... Ладно, хватит! Нам и правда пора.
Но Марии в кои веки не было дела до политики. Никакой опасности нет и не было! Она зря мучилась, зря прощалась с жизнью. Она позволила этому насмешнику делать с собой все, что он захочет, думая, что обманывает смерть...
– Я тебя убью, – она попыталась вскочить, но Хозе с неожиданной силой прижал ее к постели.
– Прекрати дурить! Ты со мной не справишься.
– Ты знал, что мы не умрем. Знал!
– Ну и что? Сначала ты меня и слушать не хотела, а потом... Тебя точно надо было спасать. Не от чумы, а от твоей девственности. Хочешь остаться, оставайся. Нет, одевайся и пошли. Из этой дыры я тебя, так и быть, вытащу, ты была моей женщиной, я тебя не брошу.
– Не трогай меня!
– Милая, ночь кончается, если я тебя трону, нам придется остаться здесь до вечера, и только Проклятый знает, что за это время может случиться.
– Ты ответишь за свое преступление! – буркнула Мария, понимая, что несет чушь, но не останавливаясь. Соблазнение приравнивается к изнасилованию!
– Только малолеток, ноблесок и капустниц, – отмахнулся наемник, – а ты на них не похожа.
– Я думала, что завтра умру.
– Ты могла бы молиться.
Мария лихорадочно придумывала достойный ответ, но он не придумывался, а Хозе спокойно смотрел на звезды. Потом он ответит за все, но сначала и впрямь нужно бежать. Она стала лихорадочно одеваться, стараясь не смотреть на обманщика. Как он почувствовал, что она готова, женщина не поняла.
Мириец распахнул окно, выпрыгнул сам и протянул ей руку. Мария никогда не увлекалась мальчишескими забавами, да и платье мешало, но наемник ее вытащил. Она хотела отстраниться, но Хозе решительно сжал ее руку и потащил за собой, в его прикосновении не было ни следа ласки, точно так же он волок бы козу или корову. Они пробирались через палисадники, перелезали какие-то заборы, прыгали через канавы. Иногда спутник прижимал ее к дереву и заставлял замереть. Задыхаясь одновременно от злости, страха и досады, она слышала, как кто-то проходил, гремя железом. Один раз он бросил ее в канаве и исчез, но скоро вернулся, в тусклом предрассветном мареве ей показалось, что на рукаве Хозе кровь, но она промолчала. Это была последняя задержка, они вышли к ручейку, и мириец заставил ее идти по воде, что было даже приятно, потом они выбрались на берег в какой-то рощице, где у ее знакомца отыскался конь. Не какая-нибудь кляча, а атэвский скакун, достойный знатного рыцаря. Хозе ее подсадил и сам вскочил в седло. Она не удержалась и спросила, что это за лошадь.
– Алко, – бросил он, словно это что-то объясняло, и добавил:
– Я его тут спрятал и пошел глянуть, что они затеяли. Ну, и стражников сосчитать на всякий случай. А потом увидел тебя и решил задержаться.
Мария не ответила. Уже совсем рассвело. Конь шел упругой иноходью вдоль берега речки. Несколько раз им попадались ручьи и ручейки, через которые жеребец перескакивал. Хозе был полностью поглощен лошадью и дорогой, обращая на спутницу не больше внимания, чем на дорожные вьюки. Солнце клонилось к вечеру, когда мириец остановил коня.
– Будь я проклят, если мы не выбрались.
– Где мы?
– Пинские холмы, направо – Мунт, налево – Север. Нам туда.
– Нам?
– Ты же хотела повидать мать.
– Я возвращаюсь в Мунт.
– Что ж, попутного ветра.
– Проводи меня. Тебе заплатят.
– И кто же?
– Ее Иносенсия. Я служу ей.
– Жаль, ты не сказала этого раньше, – мириец соскочил с коня и снял Марию, – я не могу убить женщину, с которой спал, так что иди в свой Мунт и не попадайся мне на дороге.
Первое, что они увидели, была луна. Огромная, низкая, более похожая на рыжее яйцо, чем на честное ночное светило. Звезд не было. Ни одной!
– Ррррррррррррррря, – неодобрительно вякнула лльяма – сине-черный силуэт в тяжелых, безнадежных сумерках. Сам не понимая, что и зачем он делает, Нэо снял защиту. Пахнуло жаром Бездны, тварешка с наслаждением открыла багровую пасть, к неприятной луне вспорхнула веселая стайка искр.
– Правильно, – голос Аддари звучал глухо и хрипло, – не надо ее сдерживать. Так спокойнее.