Башня. Новый Ковчег 2

Букреева Евгения

— Герои, да? Сидите тут, наверняка обсуждаете ваши важные дела. Да, Борь? Я смотрю, ты прям взбодрился. Куда делась скука и апатия? Ну, конечно, тебе сейчас хорошо. Снова на коне и в центре событий. Сейчас вы тут очухаетесь немного, подумаете и снова пойдёте всех побеждать. А то, что в результате ваших войнушек дебильных вокруг люди страдают, на это вам всегда наплевать было. Что, Боря, весело тебе? По глазам вижу, что весело. А ты… — Анна наконец-то посмотрела на Павла, сердито сдвинув брови. — Человечество снова в опасности, да, Паша?

— Ну, всё, Аня, всё… Я понимаю, что ты злишься, — Борис попытался поймать взгляд Анны и улыбнулся —

знал, что его улыбка даже на Анну действует, смягчает. — Давай ты нам с Пашкой потом всё выскажешь. И мы тебя послушаем и даже повинимся. Честное слово, Ань. Только сейчас нам надо думать, как выпутываться из всего этого.

— А что тут думать? — Анна подошла к койке, где лежал Павел. Склонилась, приложила руку ко лбу, проверила повязку, поправила капельницу, подкрутив там что-то, отчего капли стали падать чуть медленнее. В ней включился врач. — Когда он очнулся?

— Минут двадцать назад, — с готовностью отозвался Борис.

— Болит? — теперь она обращалась к Павлу, хотя и не смотрела на него.

— Терпимо, — ответил тот.

— Я сейчас позвоню наверх, пусть организовывают перевозку. Надо с Мельниковым связаться, Олег всё проконтролирует. Вы, вообще, соображаете, чем это могло закончится? У меня тут ремонт. Нет никого. Ни врачей, ни медсестер, препаратов толком нет, это счастье, что Катя про неприкосновенный запас знает. Что за бардак вы тут устроили? Ковалькова откуда-то выкопали. Он же лет десять не оперировал. Просто чудо, что ничего страшного не произошло. Всё, хватит! Поиграли и будет! — и она решительно направилась к двери.

— Ань, нельзя Пашку наверх! — Борис преградил ей дорогу. — И Мельникову звонить тоже нельзя…

— И слушать ничего не желаю. Неужели ты всерьёз думаешь, что я оставлю его тут, у себя? Совсем последние мозги растеряли? У меня тут что, подпольный кружок заговорщиков? Альтернативное правительство? Может ещё весь Совет пусть сюда переедет? Совсем помешались на своей политике. Ну уж нет, дорогие мои, это без меня. Вон, Олега берите и с ним развлекайтесь. Сейчас я ему позвоню…

— Нельзя ему звонить, — терпеливо повторил Борис. — Никто не должен знать, что Пашка жив. Понимаешь?

— Не понимаю и понимать не хочу!

— Аня, ну подумай ты! Успокойся, выдохни и подумай. В Пашку стреляли. Кто-то организовал на него покушение. И этот кто-то теперь ни перед чем не остановится. Да если Пашку сейчас наверх отправить, мы же его фактически ему сдадим. Поднесём на блюдечке с голубой каемочкой. Да он до вечера не доживёт. Ты понимаешь, по каким ставкам там играют? Раз уж на самого Савельева…

— Да пошли вы все к чёрту с вашими заговорами и покушениями! — выпалила Анна, и Борис было приготовился к очередному шквалу Анниных упреков и обличений, но она неожиданно остановилась, словно в ней кончился заряд. Устало опустилась на стул, поднесла руки к вискам, потёрла их и как-то беспомощно, почти по-детски повторила. — Да пошли вы оба к чёрту, дураки несчастные…

Борис с облегчением понял, что первый приступ миновал, и сразу же бросился в атаку.

— Ань, ты права, конечно. Во всём права. И да, мы и есть дураки несчастные. Но, что же теперь делать-то, а, Ань? Что с нами, дураками такими, делать? На тебя вся надежда.

Борис неожиданно для себя посмотрел на Пашку, молча наблюдавшему за ними, и озорно ему подмигнул. Совсем как в школе, тысячу лет назад, когда они увлекались в своих мальчишеских забавах и совершали

что-то уж чересчур безрассудное, и тогда Анна тоже, вот так же ругала их, называя «несчастными дураками», а они, смущённые, стояли перед ней и нелепо оправдывались, исподтишка переглядываясь и подмигивая друг другу. Потому что знали, что бы там Анна не говорила, как бы ни ругалась, какими словами бы не обзывала их — она всегда была с ними, по одну сторону баррикад. Всегда. И тогда, в далёкой юности, и сейчас. Что бы там между ними не происходило.

И от этого понимания Борису вдруг стало так тепло и хорошо, что он опять почувствовал себя почти счастливым.

Анна тем временем подобралась, пришла в себя. Сжала губы, встала со стула.

— Ладно, что тут говорить. Вы всё равно никогда не изменитесь. Нужны лекарства… С фармой у меня не очень, Катюша последнее распотрошила. Нужны антибиотики, обезболивающее, чёрт… Мне придётся наверх съездить, есть у меня одна мысль…

— Ну вот и хорошо, Ань. Ты уж прости нас…

— Да пошли вы, — эти слова Анны выпалила по инерции, без прежней злости. Она уже думала о чём-то своем, просчитывала в уме количество необходимых лекарств, соображала, где их добыть. — Ладно, хорошо бы, конечно, Мельникова подключить, он бы в два счёта помог. Вы уверены, что и ему ничего нельзя говорить? Вы и его подозреваете?

— Мы подозреваем всех. Олега, конечно, меньше, но тем не менее…

— Ладно, будь по-вашему, попробую обойтись без Олега… Да, и ещё я зайду к Нике, пока она всю Башню на уши не подняла…

— Ника тоже ничего не должна знать! — неожиданно резко сказал Павел.

Борис посмотрел на друга. Тот лежал с очень напряжённым лицом, на лбу выступили капельки пота, и Борис подумал, что, наверное, анестезия уже совсем отошла, и теперь Пашка испытывает мучительную боль.

— Да вы что? Совсем охренели? — снова вскинулась Анна. — Ну, знаете, как хотите, а девочку я в ваши дебильные игры впутывать не дам. Вы вообще, представляете, через что ей придётся пройти, если она будет думать, что её отец убит? В вас хоть что-то человеческое осталось, кроме вашей политики дурацкой?

— Паша прав, — пришёл на помощь другу Борис. — Ника ничего не должна знать. Для её же безопасности.

— При чём тут её безопасность? Она же ребёнок совсем.

— Вот именно. Она — ребёнок. Единственная и любимая дочь Главы Совета. Да я руку даю на отсечение, что сейчас следят за каждым её шагом. И пока они будут думать, что Павел мёртв, Нике ничто не грозит. Но если только они узнают, что Пашка выжил, тут я за жизнь Ники и гроша ломаного не дам.

— Да зачем им Ника? Она каким боком? — не сдавалась Анна.

— Да потому что Ника — мощнейший рычаг давления на Павла. Возможно, единственный.

— Кому как не тебе это знать, Боря, — подал голос Павел. — Ты у нас большой эксперт в области таких рычагов…

Борис горько усмехнулся и проглотил пилюлю. Не время сейчас. Возможно, потом он сможет объяснить Пашке, что вся та комбинация была чистым блефом. Не стал бы он ломать девчонке жизнь. Скотом он, конечно, был порядочным. И много чего в жизни сделал такого, за что его вполне можно было казнить. Но Ника… Нет, Нику бы он не тронул. Да это бы и не понадобилось. Потому что Пашка никогда не довёл бы такого. Но это он, Борис, не тронул бы. А за того, кто сейчас играет против Савельева, Борис поручиться не мог. А потому пропустил Пашкин упрёк мимо ушей и твёрдо произнёс: