Башня. Новый Ковчег 3

Скляренко Ольга

Антон специально затеял разговор с Костылём и Татарином так, чтобы мальчишка всё слышал. Несколько раз для верности повторил фамилию «Савельева», хотя до пацана дошло с первого раза — задёргался, замычал, бешено вращая глазами. То-то же, Кирилл Шорохов. Это тебе не передо мной героя корчить. Смерти он, видите ли, захотел. Смерть, мальчик, ещё надо заслужить.

В кармане брякнул планшет — нежно, но требовательно. Антон остановился, отошёл к стене, быстро достал его из кармана, нажал на значок почты. Сообщение было от Смирновой Елены Николаевны, его заместительницы. Просила подойти в офис, поставить подпись на каких-то документах. Он коротко ответил «буду через час» и убрал планшет в карман.

Сообщение Смирновой немного сбило настрой, и Антон поморщился. Попытался вернуть

себе прежнюю игривость и предвкушение, но не смог. Наоборот, даже возникло что-то вроде досады — эти придурки всё-таки переусердствовали с Шороховым, хотя он сто раз предупреждал, и, кажется, парень был без сознания, когда к нему втолкнули девчонку. Жаль, жаль, конечно, Антон бы дорого отдал, чтобы посмотреть, как слетает идиотский героизм и упрямство с влюблённого дурачка. Ну ничего, увидит ещё. Сейчас, когда и мальчишка, и девчонка вместе, их можно брать голыми руками, и единственное, что слегка расстраивало Кравца, так это то, что он в должной мере не успеет насладиться их страхом и ужасом — вряд ли пацан продержится долго.

Мысль о предстоящем удовольствии толкнула его, он почувствовал, что заводится, и ему потребовалось приложить усилие, чтобы призвать себя к порядку и спокойствию. Да, действовать надо быстро, но ни в коем случае не торопиться и сохранять голову ясной. Сейчас слажать нельзя. Игра вступила в финальную фазу, и чтобы выиграть — а проигрывать Антон не собирался — надо подготовить всех остальных участников и подготовить так, чтобы каждый сыграл свою партию, как по нотам. Теперь, наконец-то, Антон держал в руках все нити, оставались детали, но их он доработает по ходу, в этом сомнений не оставалось. Продажная девка Фортуна была на его стороне, козырь не подвёл — Савельев действительно выжил, вот же непотопляемый мужик, чёрт ему ворожит, что ли. Но и это лишь дело времени, осталось совсем чуть-чуть.

План, который зародился вчера вечером, сегодня в течение долгого насыщенного дня постепенно обрастал деталями, уточнялся, вырисовывался всё чётче и чётче и, наконец, принял почти законченный вид. Все обрывки информации увязались между собой, всё сплелось в один связный узор. И даже сведения, казавшиеся ещё днём бестолковыми и совершенно ненужными, о том, что Ставицкий никакой не Ставицкий, а безродный подкидыш, сейчас не просто пригодятся, а сыграют свою решающую роль.

Последние несколько дней он много думал. Крутил так и эдак и пришёл к единственному выводу — надо выходить на сцену самому. У хозяина не было не единой причины оставлять его, Кравца, в живых. Уже сам факт, что его тело не остывает в холодильной камере, дожидаясь своей очереди в крематорий, было несказанной удачей. Ясно, что недалёкий Богданов в Совете устраивает Ставицкого намного больше, чем опасный Кравец, слишком много знающий о том, каким путём Ставицкий подбирается к власти — пока ещё только подбирается. Что ж, будем думать, что и не подберётся. Антон недобро улыбнулся и быстро в уме принялся переставлять фигурки членов Совета.

А что? Пожалуй, он тоже оставит в Совете Богданова. Тот предсказуем, туп и управляем. К тому же, Антон уже давно подсуетился и много чего знал о нынешнем главе административного сектора. Богданов был жаден до денег и ещё при Литвинове не брезговал брать по мелочи, а уж когда пролез наверх, так и вовсе потерял всякую осторожность. Так что, пусть сидит пока. Антон больше не претендует на его должность. Прежний план отменяется — пошла другая масть.

Кравец почувствовал, что бледнеет. В горле застрял нервный смех.

Конечно, он боялся, да ещё и как. Но понимал, что выхода нет. Ставицкий, придя к власти, с ним церемонится не будет. А ставить на выжившего Савельева (мелькнула вчера и такая мысль) — ещё опасней. Да и свою дочь Павел Григорьевич ему никогда не простит. А значит, надо действовать по-другому.

В последнее время он, как знал, собирал информацию о действующих членах Совета. Внимательно изучал каждого. И теперь был уверен — опасность для него теоретически могут представлять только двое. Их тоже надо будет убрать в ближайшее время. Старый Величко — этого проще устранить физически, Кравец ещё успеет подумать, как. Скорее всего что-то простое и замаскированное

под естественную смерть, благо, старик не отличается богатырским здоровьем, Антон специально интересовался. Да и возраст почтенный, никто не удивится его скоропостижной кончине. Второй — глава сектора здравоохранения, мерзкий хлыщ Мельников. С этим придётся повозиться. Но об этом он подумает немного позже. С остальными Кравец особых проблем не видел. Серая масса, озабоченная тем, чтобы удержать своё место под задницей. Эти пойдут за тем, кто окажется на коне. Ставицкий верно рассчитал. Вот только с коня придётся слезть, дорогой хозяин. Боливар не выдержит двоих — мелькнула подзабытая цитата то ли из какой-то книги, то ли из старого фильма.

Перекатывая в уме эти мысли, Антон сам не заметил, как очутился перед дверями квартиры Юры Рябинина — вызывающе роскошными, помпезными, из цельного массива дерева, кричащими о богатстве и высоком положении тех, кто тут жил.

Именно здесь Антону и предстояло разыграть свою последнюю карту. Убедить — переманить на свою сторону Рябинина, трусоватого, безвольного, придавленного крепким каблуком жены. Рябинина, за спиной которого стояла неумолимая сила — армия.

***

— Добрый день, Антон Сергеевич, проходите, пожалуйста.

Дверь ему открыла вторая горничная, кажется, её звали Нина, высокая, худая, с короткими седыми волосами. Улыбнулась вежливо, приподняв уголки небольшого аккуратного рта, но при этом в глазах скользнула лёгкая тень брезгливости — подобное выражение Антон привык наблюдать на лице Натальи, Юриной жены, и Нина явно копировала свою хозяйку.

Горничная провела его сразу в столовую. Шла, не оборачиваясь, прямо держа широкую спину, обтянутую коричневым форменным платьем, а Антон молча следовал за ней, на ходу ещё раз прикидывая, что он имеет и с какой карты лучше зайти первой.

На обед к Рябининым он, можно сказать, напросился сам. Позвонил Юре в полдень и буквально настоял на том, что надо встретится и немедленно. Пришлось немного поунижаться — с тех пор, как Рябинин занял место генерала Ледовского, акценты в их отношениях сместились, и теперь Юра, напустив на себя важность, снисходил до него. Ну что ж. Это ненадолго. Антон смахнул злую ухмылку и нацепил подобающую случаю улыбку — смесь вежливости и подобострастия.

— Пожалуйста, — горничная чуть отстранилась, пропуская Антона в столовую, и он, склонив в почтенном поклоне голову, шагнул внутрь. Столовая у Рябининых была небольшая. Не тесная, а именно небольшая — камерная, для своих. Массивный дубовый стол на винтажных, увитых цветочным орнаментом ножках, занимающий основное пространство, был сегодня накрыт малиновой скатертью, на которой белели тонкие фарфоровые тарелки, однотонные, строгие, безо всякого вычурного декора. Под приглушённым светом бронзовой, нависающей над столом люстры, тускло поблёскивали пузатые фужеры, отражаясь в начищенных ножах и вилках, аккуратно обёрнутых белоснежными, крахмально-хрустящими салфетками.

Обед ещё не начался, хотя сами хозяева уже были за столом. Юра, как и полагается хозяину дома, занимал место во главе стола. По правую руку, на венском стуле, прислонив ровную спину к ажурно-изогнутой высокой спинке, сидела его жена, Наталья Леонидовна, а слева стоял третий столовый прибор, и это было хорошим знаком.

Кравец быстро приблизился к Наталье Леонидовне, склонился в поклоне, поймал небрежно протянутую руку и прикоснулся губами к сухим пальцам, задержавши свой поцелуй чуть дольше, чем этого требовали приличия. Наталья Леонидовна руки не убирала, но держалась отстранённо и холодно, ничем не показывая ни своего раздражения, ни своего недовольства, если они у неё были. У супруги Юрия Рябинина все люди делились на своих и чужих, и Наталья Леонидовна чётко давала понять каждому, где его место. В ход шли разные приёмы, от откровенного пренебрежения, граничащего с хамством, до церемонной вежливости. К Кравцу Наталья Леонидовна обращалась исключительно по имени-отчеству и на «вы», всегда убийственно-вежливым тоном, но Антон никогда не обольщался и место своё в доме Рябининых знал — оно было где-то между прислугой и фамильным серебром.