Бастард четвёртого мира. Том 1. Случайный авантюрист
Шрифт:
– Отлично! И сколько по твоим прикидкам удастся выгадать? – поинтересовался я.
Мой спутник нахмурил лоб, беззвучно пошевелил губами, будто проводя в уме сложнейшие расчеты, деловито загнул пару пальцев и наконец произнёс:
– Сложно сказать. Но на месяц безбедной жизни точно должно хватить.
– Ого! – я торопливо завозился на спине, напоминая жука, упавшего вверх тормашками, и попытался сесть.
– Да, не дурно, – с лёгким разочарованием в голосе сказал Тамиор. – Но, помнится, года эдак два назад нам с тобой действительно везло по-крупному. Сейчас и монстров добывать стало сложнее и заказчики все как один до платы жадные.
– Я этого не помню, – виновато проронил я и понурил голову.
– Не удивительно, – присвистнул белобородый, – ты ведь в ту пору… Как бы это помягче?
– И чего же не отвез? – насупился я.
– Так, а я тебе верю! – воскликнул Тамиор. – Ближе тебя, друже, у меня никого нет. Да и накладно это, – его лицо светилось еле сдерживаемым весельем. – Ладно, – продолжил он, – пора и подкрепиться, – весельчак толкнул ногой уже начинающую пованивать тушу клыкаря. – Рискнёшь? – прищурившись, спросил он.
– Пожалуй, воздержусь. Тебе – приятного аппетита, – протестующе замахал я руками.
– Так и быть, – брезгливо прогудел бородач. – Перед выходом нужно будет отделить всё ценное, а мясо оставить на потеху диким зверям. А то к концу дня за нами увяжется столько падальщиков, что мы окажемся главными героями этой пирушки.
Я ничего не ответил. Отломил краюху размякшего сыра, взял бурдюк с водой, сгрёб в ладонь предназначавшуюся мне порцию орехов и, облокотившись о широкую гладкую поверхность крупного валуна, погрузился в изрядно побледневшие, но всё ещё теплящиеся воспоминания. Ведь как бы я не лукавил перед самим собой, моих сил было недостаточно, чтобы взять и перечеркнуть размышления о событиях, произошедших чуть больше двух с половиной лет назад.
Тилрадан – мир удивительный, бескрайний, порой необъяснимый и суровый, доверху наполненный магией и древними легендами, уже достаточно долго являлся мне домом и с каждым днём всё больше становился похожим на то место, где любой мечтатель вроде меня желал бы прожить целую жизнь. Однако иногда необъяснимая тоска всё же царапала грудь изнутри.
Я опустил веки и перед глазами резво закружились образы моего второго рождения и первых неуверенных шагов по этим чарующим землям, принося с собой вкус душевного тепла и забытой тревоги. Ведь каждый пробудившийся фрагмент прошлого, будь то случайно брошенная фраза, неловкий момент или первая охота, служили не только началом без преувеличения сказочного путешествия, но и отчаянной попыткой ответить на многие вопросы. А потому, я по-прежнему не торопился расставаться с обрывками воспоминаний, сохранившимися от прежней, другой жизни.
Серый, унылый день, точь-в-точь похожий на все прочие будни, был последним эпизодом, засевшим глубоко под плотной пеленой новых свершений. Куча рабочих задач, которые абсолютно и никогда не вызывали во мне интереса. Тяжёлая и густая атмосфера в кабинете руководства, а после – долгая и дождливая дорога домой. Всё это основательно выбивало меня из сил и, вернувшись в своё холостяцкое гнездо, я просто рухнул на кровать и закрыл глаза, тут же потеряв счет времени. Казалось, что миновал добрый десяток минут, однако утомленность сдавливала затылок всё с той же силой, отчего шевелиться совершенно не хотелось. Мысли навязчиво твердили про незакрытые сделки, недописанные отчёты, напоминали про просроченные счета, кредиты и прочие прелести жизни простых трудяг.
«Может плюнуть на всё и допить бутылку того горячительного, что уже больше месяца томится в холодильнике?» – промелькнула утешительная идея.
– Завтра снова на работу, – настоятельно, занудным, покровительственным и одновременно властным тоном зазвучал внутренний голос.
– Плевать. Пошло оно всё! Тоска заела, плохо мне, – отмахнулся я от нравоучений праведной половины своей порой нестерпимой натуры и начал лениво подниматься с кровати, попутно вспоминая, остался ли лёд в морозильнике и есть ли что-нибудь съестное в доме. Зевнул, разлепил глаза, и тут же ошарашено попятился назад. Ноги спутались, и я стал грузно заваливаться навзничь.
Вопреки ожиданиям, кровати за спиной не оказалось. А ладони уперлись в теплый утрамбованный песок, нагретый неестественно ярким, отдающим в белизну солнцем, слепящим и ещё больше сбивающим меня с толку. Пытаясь не поддаваться панике и не привлекать к себе излишнего внимания, я медленно и опасливо завертел головой. Ни объятых тусклым светом ночника стен, ни тоннеля узкого коридора с калошницей, ни окон, ничего этого больше не было. Зато прямо перед моим носом мелодично шумел фонтан, от которого исходил даже не запах – а самый натуральный аромат прохлады чистой прозрачной воды. По обе стороны, в нескольких метрах от бурлящего источника, располагались странные, почти сказочные постройки.
Я удивленно заморгал, судорожно выбирая из вороха бредовых идей ту, что меньше прочих противоречила здравому смыслу. И смысл этот настырно твердил, что в век стремительного прогресса подобная архитектура могла сохраниться только в деревнях или на рисунках, передающих красоту архаичных или даже скорее мифических городов. Я протяжно моргнул, стараясь отбросить нелепое умозаключение, но видение не рассеялось. Передо мною по-прежнему лежала просторная площадь, заставленная старинными постройками из дерева и камня. Не из кирпича и досок, а именно из серых массивных валунов и огромных обтесанных бревен. Дома и торговые лавки, лотки и рыночные развалы – всё пестрело неким чарующим духом старины, а также фасадами украшенными изображениями мешочков с золотом, объемными фигурками больших амбарных замков и прочими атрибутами, весьма точно передающими назначение каждого развала. Поблескивая на солнце, каждая из витрин странным, причудливым образом парила прямо в воздухе и медленно вращалась на месте, позволяя прохожим заметить себя и рассмотреть с любой стороны площади. Вдалеке, чуть правее вереницы прилавков виднелась высокая арка ворот, у подножья которых брала начало извилистая дорога. Широкая изъезженная тропа лихо петляла между травянистых холмов, постепенно растворяясь у далекой границы леса, полного гигантских, невероятно зелёных деревьев.
Я сделал глубокий вдох и сел, подогнув колени. Ноздри заполнил приятный густой воздух, пропитанный ароматом цветов, запахом скошенной травы, горячего хлеба и привкусом утренней свежести. Он был настолько вкусным, что его хотелось надкусить. В голове тут же промелькнула короткая мысль, как нельзя лучше выражающая моё удивление и звучащая примерно так: «Если здесь дышат «этим», то возможно воздух, которым обычно дышу я, да и каждый житель большого индустриального поселения, вполне сгодился бы для пыток в местных тюрьмах».
Однако самым странным, одновременно восхищающим и пугающим казался вовсе не букет пряных запахов. Люди! Точнее, многие из прохожих действительно выглядели вполне обыденно. От привычного их отличала разве что одежда. В основном, топчущиеся вдоль торговых рядов мужчины и женщины были облачены в нехитрые льняные рубахи, холщовые панталоны или складчатые юбки, настолько длинные, что их края волочились по земле, собирая пыль и обломки соломы. Более того, изредка в толпе угадывались силуэты, словно сошедшие со страниц баллад о средневековье. Затянутые в крепкую кожаную броню, а порой неся на плечах тяжелые металлические пластины, они с видом преисполненным безграничной важности присматривались к товарам и, перекинувшись парой фраз с услужливым торговцем, шагали дальше. Иные же… Н-е-е-т, таких существ прежде мне видеть не доводилось. Одни высокие и стройные, с длинными, заострёнными кверху ушами. Их строгие, чуть надменные худощавые черты красноречивее любых слов говорили о горделивой натуре и высоком положении среди прочих. Другие – огромные, примерно в полтора раза больше человеческого роста гуманоиды, похожие скорее на прямоходящих драконов, чем на людей. Мускулы этих гигантов, казалось, были сделаны из толстых и тугих корабельных канатов, а головы украшали рога причудливых форм. Третьи, не уступали предыдущим в росте, но на первый взгляд имели мало общего с созданиями из плоти и крови, а напоминали глиняных големов, обретших способность двигаться и говорить. Эдакие громилы, чья кожа не отличалась от камня, однако размеренные движения и обходительные манеры напротив – излучали спокойствие, мудрость и благородство.