Бастард де Молеон

Дюма-отец Александр

Однако Бертран не забывал о той миссии, которую ему поручил король Карл V – отомстить дону Педро и уничтожить отряды наемников.

– Вы сможете принять предложение мира только тогда, когда на вашей стороне будет достаточно преимуществ, чтобы условия эти были выгодны, – сказал он Энрике.

– Я тоже так думал, но ждал вашего согласия, – живо откликнулся Энрике, который содрогался при мысли, что ему придется делиться тем, чем он жаждал владеть безраздельно.

– Каков ответ вашей милости? – спросил гонец.

– Ответьте за меня, граф Сорийский, – попросил король.

– Извольте, государь, – поклонился

Дюгеклен.

Потом, обернувшись к гонцу, сказал:

– Господин герольд, возвращайтесь к вашему повелителю и передайте ему, что условия мира мы обсудим, когда будем в Бургосе.

– В Бургосе! – вскричал гонец, в голосе которого слышалось больше страха, нежели изумления.

– Да, в Бургосе.

– В этом большом городе, который удерживает со своей армией король дон Педро?

– Именно, – подтвердил коннетабль.

– Вы тоже так думаете, сеньор? – спросил герольд, повернувшись к Энрике де Трастамаре. Тот утвердительно кивнул.

– Да хранит вас Бог! – воскликнул гонец, покрывая голову полой своего плаща. [140]

Потом, так же почтительно, как в начале беседы, поклонившись дону Энрике, он повернул коня и шагом поехал сквозь толпу, которая, обманутая в своих надеждах, безмолвно и неподвижно стояла по сторонам.

– Скачите быстрее, господин гонец, – крикнул Бертран, – если не хотите, чтобы мы оказались в Бургосе раньше вас.

140

Старинный жест траура и печали.

Но всадник, не повернув головы и даже не подав виду, будто эти слова обращены к нему, неуловимым движением перевел коня с размеренного хода на резвый шаг, а потом помчался таким бешеным галопом, что, когда бретонский авангард вышел из ворот Калаорры, направляясь в Бургос, его уже не было видно с крепостных стен.

Отдельные новости разносятся по воздуху, словно гонимые ветром пылинки; эти новости подобны дыханию, запаху, лучу света. Как вспышки молнии, они долетают до людей, предвещая им что-то, ослепляя их. Никто не способен объяснить тот феномен, что человек, находясь в двадцати льё от места события, знает о нем. И то, о чем мы только что рассказали, уже было известно всем. Может быть, наука, которая глубоко изучит эту проблему, когда-нибудь не будет даже снисходить до ее объяснения и признает аксиомой то, что сегодня мы считаем человеческой тайной.

Но как бы там ни было, вечером того дня, когда дон Энрике вместе с коннетаблем вступил в Калаорру, новость о провозглашении Энрике королем обеих Кастилии, Севильи и Леона достигла Бургоса, куда сам дон Педро вошел всего четверть часа назад.

Какой орел, пролетая в небе, выронил ее из когтей? Никто не может ответить на это, но в считанные мгновения весь город уже уверовал в нее.

Сомневался лишь дон Педро. Мотриль вынудил его согласиться со всеми, заметив:

– Боюсь, что так оно и есть. Это должно было произойти, значит, и произошло.

– Но даже если предположить, что этот бастард занял Калаорру, – сказал дон Педро, – вовсе не обязательно, что он провозглашен королем.

– Если он не стал королем вчера, – возразил Мотриль, – то наверняка станет сегодня.

– Тогда выступим против него и объявим войну, – предложил

дон Педро.

– Ни в коем случае! – воскликнул Мотриль. – Мы останемся здесь и заключим мир.

– Заключим мир?

– Да, мы даже купим его, если возникнет необходимость.

– Молчи, несчастный! – в бешенстве вскричал дон Педро.

– Неужели вам, государь, так трудно всего-навсего пообещать им мир? – с недоумением спросил Мотриль.

– Ага! Вот куда ты клонишь! – воскликнул дон Педро, начавший, наконец, понимать Мотриля.

– Разумеется, – продолжал Мотриль. – Чего хочет дон Энрике? Королевство! Дайте ему королевство таких размеров, какое вы сочтете нужным; потом вы сбросите Энрике с трона. Если вы сделаете Энрике королем, то он перестанет опасаться человека, давшего ему корону. Ну какая вам выгода, позвольте спросить, от того, что в чужих краях вас все время подстерегает соперник, который, как молния, может поразить вас неизвестно когда и где? Выделите дону Энрике часть королевства, границы которой вам хорошо знакомы; поступите с ним, как с осетром, которого вроде бы отпускают на волю в большой садок. Но ведь каждый знает, где можно легко поймать осетра в этом специально созданном для него водоеме. А если вы будете ловить осетра в открытом море, он всегда от вас ускользнет.

– Верно говоришь, – сказал дон Педро, прислушиваясь к Мотрилю с большим вниманием.

– Если он попросит у вас Леон, – продолжал Мотриль, – отдайте ему Леон; ведь чем быстрее он его получит, тем быстрее ему надо будет вас отблагодарить. Тут-то он на день, на час, на десять минут окажется рядом с вами, за вашим столом, у вас под рукой. Такого случая фортуна никогда не подарит вам до тех пор, пока вы воюете друг против друга. Говорят, он в Калаорре; вот и отдайте ему все земли от Калаорры до Бургоса, это лишь приблизит вас к нему.

Дон Педро превосходно понимал Мотриля.

– Да, – глубоко задумавшись, прошептал он, – именно так я и добрался до дона Фадрике.

– Вот видите, – сказал Мотриль, – а я уж было подумал, что вы забыли обо всем.

– Хорошо, – сказал дон Педро, положив руку на плечо Мотрилю, – я с тобой согласен.

И король послал к дону Энрике одного из тех неутомимых мавров, для которых время измеряется теми тридцатью льё, что за день преодолевают их кони.

Мотриль был уверен, что Энрике примет предложение заключить мир, хотя бы в надежде отнять у дона Педро вторую половину королевства после того, как получит первую. Но мавр и король строили свои расчеты, забыв о коннетабле. Поэтому, получив ответ из Калаорры, дон Педро и его советники сильно огорчились, поскольку преувеличивали последствия отказа Энрике.

Правда, дон Педро располагал армией, хотя армия не так сильна, когда осаждена. У него оставался Бургос, но вопрос заключался в том, верны ли ему горожане.

Мотриль не скрыл от дона Педро, что жители Бургоса пользовались репутацией больших любителей всевозможных новшеств.

– Мы сожжем город, – сказал дон Педро. Мотриль покачал головой.

– Бургос не из тех городов, что позволяют безнаказанно сжечь себя, – сказал он. – Во-первых, в нем живут христиане, которые ненавидят мавров, а мавры – ваши друзья; во-вторых, живут мусульмане, которые ненавидят евреев, а евреи – ваши казначеи; наконец, живут евреи, которые ненавидят христиан, а в вашей армии много христиан.