Бастард Ивана Грозного — 2
Шрифт:
— Вэл яйв син ю бефо он зэт дискатку фло…
— «Ё моё!», — подумал Санька. — «Сюзи Кватра!»
А девушка продолжала:
— You were driving me out of my mind, вut I could have swore, that I saw something more in your eyes…
Девушка играла на бас гитаре и одновременно пела. Ей аккомпанировали и подпевали три музыканта.
Александр сначала не открывал глаза, боясь, что иллюзия исчезнет. Потом корабль качнуло на боковой волне, и Санька приоткрыл глаза, но музыка не исчезла. Он вспомнил, что у него на смартфоне была подборка клипов и этот оттуда. Там ещё были Том Джонс с Дилаллой, Дипы, Рэйнбоу. Да, много чего было… Ну, почему было?! Мысленно обрадовался он. То, что он видел и слышал, помнил и знал, это всегда с ним. Он и раньше, идя по лесу, иногда «включал» в мозгу музыку и тихонько подпевал. Настоящую музыку в лесу включать... — это как-то пошло, а вот в мозгу, почему бы и нет? А сейчас оно просто, наверное, сразу передаётся на зрительный и слуховой нервы? Изображение и звук были очень качественным. Причём, когда он приоткрыл глаза, звук слегка притих, но не прервался. Санька усилием мысли «сделал звук погромче», и над волнами понеслось:
— If you can't give me love. Love, Love, Love
— If you can't give me love. Love, Love, Love
— If you can't give me love. Love, Love, Love
— If you can't give me love. Love, Love, Love
— If you can't give me love. Love, Love, Love
Но никто, кроме Саньки эту шикарную песню не слышал.
[1] Бушприт — носовая «лежачая» мачта.
[2] Склянка — название песочных часов с получасовым ходом во времена парусного флота.
Глава 11
— Есть три склянки норд-веста! — крикнул рулевой
— Чистый норд шесть склянок! — Скомандовал Александр.
— Есть чистый норд шесть склянок! — отозвались из рубки.
— «Нам песня строить и жить помогает!», — подумал Санька, мысленно рассчитывая дальнейший курс. На душе было радостно и спокойно. Получалось, что до конца светового дня доплыть они должны, но Санька придумал хитрость.
Немецкий язык он учил в школе, но, естественно, забыл. В этом мире всё в его в памяти из глубины «всплыло» и он думал, что вполне мог на нём изъясняться. Из расспросов моряков он понимал, что даже шведы разговаривали по-немецки и абсолютно все могли говорить по-русски. Однако немецкий язык и шведам, и финнам вроде как был «родным» даже в самой Скандинавии, а не то что по берегам Балтии.
Александр вернулся в рулевую рубку. Никляев дремал в кресле, но сразу проснулся.
— Ви хаст ду гишляфен?[1] — спросил Александр.
— Ох! Задремал! — Ответил купец. — Что ты спросил? Это по-германски, да?
— Я спросил: «Как спалось?»
— А-а-а… Нормально. Я не понимаю по-ихнему. Шведы и немцы все по-нашему говорят. Даны, те, да, по-своему, а немцы по-нашему. Так ты и по-ихнему горазд? Скажи ещё что-нибудь?
— Wir haben viele Zobel und F"uchse zum Verkauf, — проговорил Санька.
— Ух ты! Ну прямо ихний бургомистр. Как начнёт лаяться, не остановишь... Этот принципиально по-нашему не говорит. Только через толмача. Когда толмач пьян бывает, говорит по-нашему, но кривится. Говорит, и словно щавель жуёт. Забавно! Так купцы специально толмача спаивают, а потом насмехаются. Что хоть ты сказал-то?
— Сказал, что у нас на продажу есть много соболей и лисиц.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся купец. — Они и не поймут, что за куницы у немца? У тебя и одёжка почти как у свеев. Те тоже в кожу обернутся с ног до головы... Холодно там у них. Особенно у норвегов.
— Ты и туда заходил? — удивился Санька.
— Заносила судьбинушка. И в Англию хаживал. И в эти, как их? В дирланды, прости господи. Но сейчас всё. Туда нам путь заказан. Не пущают даны, свеи. Да и Ганза… Что б им пусто было! Всю торговлю под себя подобрали!
— Так сойдём мы за свеев? — спросил Александр.
— Запросто! А зачем?
— Мало ли…
У Саньки был план.
— Убрать топселя! — Приказал Санька и верхние треугольные паруса свернули.
Ветер ближе к берегу развернулся на юго-западный и парусник резко замедлил ход.
— Сколько на лоте? — спросил Александр матроса, постоянно измеряющего скорость, выбрасывая верёвку с узлами за борт.
— Семь на лоте!
— Взять румб право на борт.
— Есть румб права на борт
— Смотрим землю и глубину!
— Вижу землю прямо по курсу!
— Глубина пять-тридцать!
— Действительно, что лужа! — Ругнулся Санька. — Берег едва виден, а уже мелко. Ещё два румба право на борт!
Рулевой довернул вправо. Скорость снова увеличилась.
— Держать на лоте семь узлов.
Паруса чуть развернули от ветра, позволяя ему меньше «работать».
— Глубина десять.
— Отлично! Снова вышли. Норд на компасе!
Судя по Санькиной карте, корабль с обеих сторон обступали отмели. Особенно большая была отмель слева.
— Есть норд на компасе!
Санька крутил свою карту и так и эдак, но, без знания своего местоположения, направление определить было невозможно.
— О, мать Макош, — взмолился он, мысленно видя перед собой карту побережья, — дай увидеть всё!
Однако ничего не произошло.
— Глубина пять!
— Лево руль!
— Есть, лево руль!
— Вижу землю справа по борту!
— Ещё румб в лево.
Не «видя» свое местоположение на карте, Санька сконцентрировался на ощущениях. Ему надо было попасть в устье находившейся где-то тут небольшой речушки. Он вспомнил, как когда-то давно примерно в девяносто девятом году во Владивостоке его пригласил знакомый военный контрразведчик — моряк на морскую прогулку. Санька обеспечивал его результативной охотой, а знакомый — рыбалкой.
Они вышли в море из бухты Золотой Рог с территории военного судоремонтного завода и пока пили за отход заметили, что шум двигателя катера почти стих. Выйдя покурить, увидели, что находятся в густом тумане.
— Мы куда идём, — спросил Санька товарища?
— В Старку, — хмуро ответил тот. — Но, что-то мне подсказывает, что мы туда не дойдём.
— Почему? — удивился Санька. — А компас с картой?
— Компас не работает, — сказал матрос на руле.
— Как это? — спросил Санька.