Бастион: Ответный удар
Шрифт:
– Ах ты, соседушка…
Жертва задергалась, пытаясь оторвать от себя грязную лапу. Толстяк плотоядно хлюпнул.
– Кончай ее, – раздраженно прошипел худой. И добавил совсем тихо: – Какое чмо…
Толстый промычал согласие. В желтом свете из ванной блеснуло тонкое лезвие, похожее на ланцет. Раздался хрип – полосующий удар рассек горло. Толстяк не дал ей пасть – осторожно, стараясь не шуметь, уложил тело на пол. Напарник тем временем включил свет.
Прихожая представляла собой правильный полукруг. Четыре двери, три из них открыты – ванная, кухня, гостиная. Четвертая – спальня. Закрыта.
Человек поднял ствол и вошел в нее, как к себе домой.
Свет из коридора неплохо освещал помещение. Объект охоты лежал на кровати и мирно спал. По губам плавала улыбка – вполне умиротворенная. Человек поднял пистолет.
В этот момент глаза спящего открылись. Не из тех он был людей, готовых умереть во сне. Он и наяву-то не рвался… Едва ли он мог разглядеть навернутый глушитель. Просто безошибочным нюхом почуял присутствие нечисти и отреагировал. На уровне рефлекса. Дернулся, ринулся из кровати. Успел уйти с линии огня – пуля пробила левое плечо. Взревел от боли. Перевалился на пол и уже не мог подняться, как ни пыжился. Боль терзала. Оставалось только расслабиться – чтобы не так выворачивало плечо. Он расслабился… Как это, право, удивительно – из безоблачного сна, где много моря, солнца, женской ласки, погружаться во мрак невыносимой боли… Он лежал на боку и видел только пол, ноги стоящего человека, а далеко впереди – в прихожей – смолистые волосы Ануш, окруженные каким-то бурым пятном. И оторвавшийся кусок обоев под вешалкой, который он так и не удосужился приклеить (обязательно приклеит на досуге…). И еще чьи-то переминающиеся ноги…
«Почему она там лежит? – подумал он. – Почему я здесь, она там?.. Мы лежали в одной лодке, она улыбалась мне в лицо и обнимала, ластилась, а теперь вот все не так. Нет, это не она там, на полу. Это не Ануш…»
– Извини, Губский, – негромко произнесли над головой, – это не моя идея. Будь ты на крючке у Крокодила, ты бы меня понял.
«У тебя проблема, парень», – мелькнуло в угасающем сознании.
– Пещерник, подожди… – прохрипел он. – Ведь мы с тобой… Ведь это я тебя привел в ментуру…
– Извини, приятель, – повторил убийца. – Ты меня породил, я тебя и убью… Так надо, поверь.
– Спекся, козел, – радостно сообщил из прихожей смутно знакомый голос. Впрочем, почему смутно? Вполне определенно и отчетливо. И пузо, по которому он бил, как по резиновой груше, было самое настоящее. Такое жирное, волосатое… Дай ему волю и сил, дай ему минуту отсрочки, он бы и сейчас ему таких пенделей навешал… Соседушек, блин…
Он вознамерился приподняться. Но не успел. Вторая пуля пробила лобную кость, оставив ценные мысли недодуманными, а важные дела – недоделанными…
Туманов П.И.
Две ночи ему снился этот сон… В люксе – духота, воняет дешевой косметикой и старческим перегаром. На столике среди пустых коньячных бутылок и ссохшихся бутербродов – вороненый ствол «макарова». Ну как же, Особый отдел ЦК, карающий меч нации – шлюх, наверное, стволом пугал, когда больше оказалось нечем. Торгаш при Брежневе, кооператор при Горбачеве, в девяностых – неудачливый бизнесмен, быстро понявший, что все его глупости – результат происков. Лез во власть ради удовольствий и мести: всех, с кем раньше не поладил, включал в списки «расследуемых», а потом «особо интересовался». А дивчинам не заплатил, корками размахивал – они охотно на него наябедничали… Открыли своим ключом, вошли – как два демона за одной душой. Холодной водой с остатками салата – в морду – на! С добрым утром, дядя! Морда кривится, лепечет чего-то, Туманов бросает на столик бумажку – палач в колпаке и с топориком, а под топориком надпись «Наше дело правое», гадайте, чекисты. Бежан стреляет, из дырки в поросшей седым волосом груди, похожей на вскрытый нарыв, толчками выплескивается кровь, еще выстрел – в лоб. Все, время пошло, коридоры, двери, где этот гребаный пожарный выход… Мог бы и сам провернуть, Борис Андреевич, какого ж дьявола ты меня с собой поволок? Тебе как с гуся вода, а мне – проблемы… Оксанку повяжут и самого заметут…
Перебирая в очередной раз в памяти ушедший сон, Туманов опять задумался: кого, интересно, из «Бастиона» зацепил особист? Справедливое возмездие – этим только юноши из «Движения сопротивления» страдают, если еще не всех переловили, а серьезным людям оно как-то ни к чему.
Он тяжело поднялся. На работу сегодня надо вовремя – в комитет по встрече нового директора. Какой-то скобарь, из столичных функционеров, назначен напрямую – промотделом ЦК. Кончилась в «Муромце» сибирская вольница, а следовательно – пора менять работу. И место жительства. Независимо от результатов расследований – чекистского и ментовского. Но это не сегодня. Потом. Сегодня Лева Губский к девяти подойдет. Если его, и правда, хотят убить – дела неважнецке…
Разумеется, он знал про наркотик. Какой иначе из него аналитик? Он и с Терещенко пил – начальником сектора грузоперевозок, и с Барчуковым-воришкой, и с Громовым из планового бюро. Чего только не наговорят ребята по пьяному делу? А поутру не помнят. А почему не помнят? А потому что он умеет располагать к себе ребят. И щепоть препарата «С-5» – так называемая «сыворотка правды» с примесями метедрина (ма-ахонькая такая щепоть; много нельзя) – проходит незамеченной и только способствует развязыванию языка с последующим гарантированным склерозом. Как прожить без информации? Впрочем, знал Туманов немного. Режим секретности отсекал от истинного положения дел не только посторонних, но и многих лиц из «особо приближенных к императору». А из тех, кто знал про наркотик, практически никто не догадывался, для каких именно нужд выпускается в восьмом цехе фармзавода этот пресловутый «Продукт-12», окруженный столь плотной завесой таинственности. Для медицины? Для спецслужб? Для внутреннего потребления своими гражданами? И чтобы такой глобализм, о котором нарыл Губский! И Кравцов сунул в это дело свою лапу? Такого Туманов, понятно, не прогнозировал. Уж больно нереальным представлялся союз директора с Крокодилом. Впрочем, прошедшим вечером, перед отбоем, обкуривая безбожно кухню, он пришел к разумному выводу: а почему бы нет? Много денег не бывает. Бывают повышенные запросы. Машины, блондинки, рискованные счета в западных банках. Удачная женитьба, в конце концов. (Разве не бывает в сорок семь удачных женитьб?) Видимо, процесс наркопроизводства был отлажен от и до, раз Крокодил не побоялся замочить Кравцова. (Вестимо, Крокодил. Кто еще? Спецслужбы взяли бы Кравцова живым и душу бы из него вытрясли.) А причин, кстати, воз и тележка. Шантаж Кравцовым Крокодила, отказ директора увеличить объем воровства с производственной линии, банальная ссора. Да мало ли. Взял да проглотил обиду, вместе с обидчиком. А повязан Кравцов – позязан и начальник цеха (он начальник – он дурак), иначе не стыкуется. А зачем в деле лишнее звено? Например: начцеха вывозит в кейсе через проходную ворованную партию – там от силы граммов двести, кто его обыщет? Загоняет в определенное время машину на автостоянку, где дежурит свой работник, через час появляется пацан от Крокодила, отгоняет машину поближе к дому начальника и с кейсом под мышкой марширует восвояси. Чем не схема? Да их с десяток можно придумать.
Ладно, проехали. Лева – «компетентный» товарищ, пускай копает. Парадно-выходную курточку сменила более практичная и легкая (но тоже дорогая), за подкладкой энная сумма на черный день, удостоверение ФСБ с чужой фамилией и родным фото, под мышкой – убойная «Лама», за поясом – невзрачный «Фроммер». Джеймс Бонд на старте, остается чмокнуть большеглазую кралю – и… за рабочий стол.
Комитет по встрече поджидал самого Туманова. Захлопывая дверь подъезда, он увидел, как встрепенулся стоящий впереди, уловил краем глаза второго, страхующего сзади, неумело прикрывающего полой плаща «АКСУ» – и третьего, надо полагать, старшего группы – у капота синей «Короллы». Дверь Туманов захлопнул: бежать в подъезд – глупо, пока он дверь в квартиру отопрет, чекисты от скуки подохнут, а перестрелку на лестнице затевать – через пять минут нарисуется подкрепление, и останется только геройски умирать в компании ни в чем не повинных мирных жителей.
– Эфэсбэ, – щегольнул первый, лет двадцати пяти, мордатый. Корки доставать не стал, молодец, зато вытащил браслетики – тоже правильно, только нам сегодня ни к чему. Туманов изобразил испуг, поднял руки (в спину уперся ствол), куртка распахнулась, демонстрируя чекисту массивную рукоятку «Ламы». Выручай, детское любопытство! Ну как же, извлек, полюбовался (этот зверь зовется «Ламой», служивый), глянул настороженно.
– Лицензия – в правом заднем кармане джинсов, – доложился Туманов, отчаянно надеясь, что стоящий за спиной с автоматом – не левша. И точно, ствол отклонился, рука страхующего зашарила сзади. Тот, что справа, – ровесник первого, поди, не ниже лейтенанта, но пентюх пентюхом…
– Отставить, Копылов, по… – договорить не успел; Туманов, уходя с «директрисы», развернулся вправо и обе руки впечатал в молодцеватое личико с тонкой щеточкой под носом. У Копылова сработал рефлекс, нажал курок – шибанула очередь, мордатый вскрикнул, упал, так и не выпустив из рук трофея. Дальше – по схеме: удар ногой автоматчику, прыжок – на детскую площадку, обрамленную пожелтевшей акацией, нырок под бетонный забор замороженного еще во времена ЧП строительства, за спиной стрельба, абсолютно безвредная – бетонные плиты прикрыли беглеца, а детей на площадке, слава богу, нет. Вопли – надо думать, лажанувшегося лейтенанта (звезды покатились, обидно)… Маршрут – мимо вагончиков-бытовок и на соседний двор – давно продуман и проверен. Выглянувший было дед-сторож юркнул обратно. Спи, товарищ. Шагом, за угол, рывок через решетку, во двор некогда клуба для богатых, а ныне – сиротского приюта, он же бордель для высокопоставленных педофилов, ворота, Ватутина, потрепанная тачка. Вскинул руку – протяжно заскрипели тормоза.