Баязет
Шрифт:
– Иди, нас и без тебя уже трое.
– А вы потеснитесь, братцы. Я хорошо стреляю.
– Ну вставай, коли так…
Штоквиц в эту ночь полюбился Клюгенау своим спокойствием и рассудительностью.
– Знаете, барон, – сказал капитан, лаская своего котенка, – я уже не комендант крепости. Это смешно, конечно, но теперь мы все коменданты. Нам, офицерам, осталось одно: довериться мужеству гарнизона…
Среди ночи, когда люди уже немного успокоились, разразилась густая пальба пачками. Пацевича разбудили, он выскочил наверх вместе со всеми. Успел только заметить,
– Ватнин, – позвал он в темноте, – или Карабанов?.. Кто здесь, казаки? Что у вас тут происходит?..
Стрельба нарастала где-то в стороне от цитадели, и это казалось странным; казаки сразу же бросили таскать камни – взялись за оружие. Скоро выяснилась и причина стрельбы: рыская в поисках добычи вокруг крепости, турки лишь случайно наткнулись на отряды милиции, скрывавшейся возле брошенных казачьих казарм, и бой разгорелся на глазах осажденных.
– Ваше высокоблагородие! – раздались крики. – Велите открыть ворота… Перебьют ведь милицию!..
– Ватнин, голубчик, – обратился Пацевич к сотнику, – скажите, можно ли открыть ворота?
Назар Минаевич поднялся с крыши, свинцовый настил похрустывал под его тяжелым шагом.
– И пусть орут, – сказал он. – Теперича нельзя, Адам Платонович… Ежели прорвутся к нам, тогда другое дело. И то ворота, на мой смысл, открывать не надобно…
Потресов удачно осветил небо фальшфейерами, и мутный дрожащий свет вырвал из темноты низкое серое здание конюшен, где укрылись милиционеры. Неистовое желание помочь эриванцам вызвало со стороны казаков ответную стрельбу.
– Бей, ребята, пока не погасло, – кричал вахмистр, – точнее целься!
Ракеты, шипя и разбрызгивая искры, скоро погасли, и тогда из мрака послышался рев человеческих голосов. Началась рукопашная: до крепости Баязета теперь долетали лязганье скрещенных сабель, истошные вопли, крики борьбы и тупые, как удары в ладоши, одинокие выстрелы пистолетов.
– А я бы пошел, – заявил Евдокимов. – Охотников можно набрать…
– Все пойдем, все! – снова заорали казаки, но Ватнин остановил их:
– Поздно идтить. Сидите уж, покедова целы…
Крики людей, сцепившихся в схватке, постепенно замирали вдали – агония рукопашного боя подходила к концу. Чей-то последний крик повис над скалами на высокой затихающей ноте – и тишина…
– Ну, все. Отмучились, – перекрестился Пацевич, и, держась за поясницу, полусогнутый, как дряхлый старик, он спустился с крыши.
Незадолго перед рассветом Штоквиц позвал к себе Евдокимова, дал ему стакан чихиря:
– Выпейте, юнкер… Мне кажется, что турецкие отряды отодвинулись в горы. Сейчас возьмите охотников и попытайтесь проникнуть в казачьи казармы. Захватывайте все, что можно спасти из имущества!..
Охотники собрались в комнате на втором этаже, под крышей восточного фаса. Принесли факел. Евдокимов внимательно оглядел людей.
– Раненых не возьму, – сказал он. – И ты, Участкин, отходи в сторону – ты еще хромаешь… Гаси факел!
Тихо
– Я первым, – сказал Евдокимов, – и первые двадцать человек идут со мной. Остальным собирать оружие и патроны.
Юнкер выскользнул из амбразуры. Присел на корточки. Было тихо. Он двинулся вдоль стены, наугад прыгнул в ров, споткнулся. Падая, инстинктивно выставил вперед руки. Правая ладонь его уперлась во что-то телесно-дряблое, и юноша с отвращением отдернул руку.
– Идете? – шепотом спросил он.
Добрая половина охотников уже приступила к сбору оружия. Казаки зорко следили за ними с высоты крепостных стен; но покровительство стрелков не касалось Евдокимова, и он повел своих людей дальше, в непроницаемый загадочный мрак.
Осторожно перелезли ограду мусульманского кладбища. Раненый конь, лежа среди могил, задрал голову и заржал им навстречу. Чей-то стон послышался в отдалении.
– Не отставайте, ребята, – просил Евдокимов, – тут и засада может случиться…
Приблизились к зданию конюшен. Кругом ни звука. Под напором плеча тихо растворились двери. Охотники вошли внутрь.
– Эй, – позвал вахмистр, – кто-нибудь есть?..
– Нет, – отозвался юнкер.
На ощупь, вдоль стенки, Евдокимов пробрался в придел конюшни, где размещались сотники. В потемках с грохотом налетел на стол. Здесь, кажется, жил Карабанов; вот здесь у него всегда лежали газеты.
– Спичку-то чиркните, – посоветовал Трехжонный.
Юнкер поджег номер «Тифлисских ведомостей», вернулся в конюшню. Яркое пламя озарило стены конюшни. До самого потолка навалом лежали трупы убитых милиционеров. Мертвецы были уже до нитки раздеты турками, и разом ахнули казаки:
– Боже ты мой, ну и звери!..
Газетный лист догорел в руке юнкера, и тяжелый мрак снова затопил эту картину смерти.
………………………………………………………………………………………
Кончился день, напоенный кровью. И этот день, что сгинул в пороховом дыму, в стонах и лязге сабель, открыл новую страницу русской военной славы. Завтра уже должно было начаться славное «баязетское сидение».
Конец первой части
Часть вторая
СИДЕНИЕ
…А по вечерам говорим о тебе. Папа не пьет сейчас, слава богу, а Митенька принес в этот месяц 7 руб. Лика все-таки дала согласие Валерию Петровичу, но свадьбу отложим до твоего возвращения. Все наше семейство так гордится тобой, наш дорогой Вадя, у нас все помыслы лишь о тебе. Береги же себя и пиши нам чаще. По свадьбе Лика уедет от нас, и тогда освободится для тебя угловая комнатка. Вчера была у нас Танюша Цынская, она совсем девушка, вы были бы с нею очень хорошей парой…