Байкал. Книга 7
Шрифт:
– Ничего особенного, о чём стоило бы рассказать. Живы да здоровы, приветы шлют.
Орсег тоже особенных новостей не принёс в свою очередь, сказал, что видел Вералгу, и она сказала ему, что всё благополучно и ладно, что Ван живёт-поживает, да добра наживает. Дескать, без дрянной жены, и добра сразу больше стало едва ли не во всей Москве. Говоря это, Орсег посмеивался, поглядывая на Аяю. Она лишь вздохнула:
– Вот и… слава Богу, – но горло дрогнуло при этом, выдавая волнение.
Мы с Дамэ переглянулись невольно, Орсег при том только посмеивался, угощаясь
Всё так и текло спокойно и размеренно, Сатана, действительно, появлялся за это время несколько раз, но Дамэ неизменно оказывался рядом, и хотя Диавол не видел и не слышал его, но именно поэтому Дамэ мог помочь, так он мне и говорил: «Встреваю в разговор и останавливаю её от необдуманных слов, а то ведь одно слово за другое, и готово – Он цепляет и тянет за собой». Что ж, Дамэ виднее.
Зима подкатилась к середине, когда в один из дней Аяя неожиданно пропала. В этот день мы в полной мере почувствовали своё бессилие перед теми силами, что нам неподвластны и даже пред теми предвечными, которым дано больше, чем нам самим. И нам пришлось терпеливо ждать, прежде чем мы узнали, что же произошло…
А тем временем на Байкал явились Арий и Эрбин, прилетели на своём самолёте, исхудавшие и усталые донельзя, и я подумал, удивительно, как мы снова собираемся все вместе, интересно, надолго ли? Туземцы унесли на руках их самолёт со склона, чтобы не снесло ветром, при этом проявляя самое искреннее почтение даже к изрядно потрёпанной деревянной птице, что говорить об тех, кто прилетел в ней. Тут мы и поняли, что два дома из лисьих шкур были их, великих байкальских близнецов. А сами Арий и Эрбин, не в силах даже есть, свалились богатырским сном аж на трое суток, успев только спросить, где Аяя и не получив от нас ответа, потому что мы не знали, куда она пропала внезапно и без предупреждения, оставалось только надеяться, что с ней не произошло никакой беды…
…Правда, всё произошло так неожиданно, что я не имела возможности даже слова молвить моим друзьям. Ночью в самой середине зимы, вскоре после Солнцеворота, или, как считали теперь всюду в Европе и на Руси, на Рождество, в моём доме оказался нежданный гость – малюсенький большеухий мышонок, но он не собирался грызть лепёшки или полакомиться молоком, оставшимся в кувшине, он явился с посланием. И не просто, а предсмертным… Спрашивается, было ли у меня время предупреждать моих близких?
Я не стала ни раздумывать, ни взвешивать, опасно ли мне снова звать Люцифера на помощь, я бросилась к Нему за помощью, позвала и тут же перенеслась туда, откуда было доставлено послание – в Москву, в темницу, где, оказывается, уже несколько месяцев держали Нисюрлиля. И никто, ни Басыр, ни Орсег не сказали об этом. Неужели они не знали? Чуть не плача подумала я.
Какая причина была к тому, чтобы его заточили, не имеет значения, но он… не собирался выходить отсюда, и теперь его ждала казнь. Это живо напомнило мне Ивуса, и страшно резануло по сердцу.
– Нисюр!.. Боже мой… Боже мой… Нисюрлиль… – прошептала я, остановившись в шаге от него, не решаясь броситься
– Не сразу казнят-от, – улыбнулся Нисюрлиль, глядя на меня, и, тоже не делая попыток подойти, словно не решаясь, ему и сделать это было непросто, он был в железе, но не избавлялся от него, хотя мог без труда сделать это, – Вначале пытки. Завтра начнут. Вона, скоро рассвет, хорошо, что зимой ночи так длинны, я не чаял не то, что увидеть тебя, но даже до казни дожить… Ты… похорошела, – он улыбнулся так, словно смотрел на солнце. – Очень похорошела… Должно быть, тебе хорошо там…
Он всё же шагнул ко мне, громыхнув цепью и грубыми кандалами, это его движение и меня толкнуло навстречу ему.
– Нисюр, милый! – я прижалась к нему всем телом, несмотря на затхлость и сырость темницы, на то, что в баню его, конечно, никто не водил всякий день, потому его покрыла грязь, несмотря на это он пахнул своим милым мне телом больше, чем его нечистотой. – Милый… Почему ты здесь? За что?! Боги, за что тебя могли кинуть в темницу? Неужели кто-то дознался о подмене?
– Нет-нет, с Митей всё хорошо. Всё хорошо, – улыбнулся он, прижимая меня к себе, и погладил по волосам, зажмурившись от удовольствия.
Я не могла видеть его лица в этот миг, я просто всё это чувствовала.
– Летим отсюда, прошу тебя? – попросила я.
– Нет, Яй, мне незачем выбираться отсюда, если возле тебя мне нет места. Нет… никуда я не полечу. Пусть пытают, пусть топят и жгут, пусть вывернут все кости, а после разорвут на части, мне это только доставит радость, хотя бы не стану думать, как прожить следующий день без тебя. Нет, Яй, никуда я не полечу. И… спасибо, что откликнулась и так быстро…
Он отодвинул меня, чтобы посмотреть в моё лицо, погладил пальцами по лицу, по шее, качая головой.
– Мы все выбираем, мы выбираем на каждом шагу, и ты выбрала. Свободу, не меня. Но я не могу мириться с этим твоим выбором. Значит, я умру…
Надо же, что взял себе в голову, наверное, в темнице этой надумал. Тогда я уже в отчаянии обернулась по стонам, мысленно вызывая Люцифера. Он Сам не появился, но уже в следующий миг мы вместе с Нисюрлилем оказались в нашем доме.
– Как тебе не стыдно… – проговорил Нисюрлиль, усаживаясь на постель, и потёр запястья, на которых были красно-чёрные многодневные раны и ссадины. Вот на что мучил себя?..
Я села рядом с ним, взяла за руку.
– Надо смазать, – сказала я.
– Не надо ничего, само заживёт, – Нисюрлиль отнял руку.
Я встала, я знаю, где у нас были снадобья, а потому встала и сходила за ними, Нисюрлилю хватило здравого смысла позволить мне обработать свои раны и перевязать. Пока я мазала его бальзамом, он шипел и морщился.
– Ну вот… теперь хорошо заживёт.
– И на том спасибо.
Я убрала все баночки в ларчик и заперла его, мы всегда так делали с Рыбой, потому что при неумелом обращении все они могли стать опасными.