Байки из роддома
Шрифт:
«Наш пострел везде поспел», – подумал Данилов.
Уселся он, не дожидаясь приглашения, – был уверен, что главный врач не предложит. Отодвинул стул, слегка развернул его и уселся в свободной позе.
Гавреченков плюхнулся в кресло, положил руки на подлокотники, и, словно напитавшись сил, обрушился на Данилова:
– Что вы себе позволяете, доктор? Вы нахамили мне во время конференции…
– Заседания комиссии, – машинально поправил Данилов.
– Без разницы! В ответ на мою критику вы позволили себе демагогические заявления…
– Тогда
– Я не намерен превращать заседание КИЛИ в балаган или поле для сведения счетов! – Гавреченков хлопнул ладонью по столу, но на Данилова это не произвело ровным счетом никакого воздействия. – И хочу предупредить вас, что мы, кажется, не сработались!
– Я это давно понял, – ответил Данилов. – Еще во время первой совместной операции.
– Очень хорошо. – Гавреченков помолчал, собираясь с мыслями. Было заметно, что он ожидал другого ответа. – Знаете что, Владимир Александрович, я с удовольствием подпишу ваше заявление об уходе и даю слово, что мои отзывы о вас будут положительными.
– Не сомневаюсь, что вы с удовольствием подпишете мое заявление об уходе, Алексей Емельянович. – В «фоновой» группе на фотографии Данилов разглядел Целышевского, председателя Департамента здравоохранения, и единственную среди заместителей мэра даму, фамилию которой он не помнил. – Но вот в отношении положительных отзывов – сильно сомневаюсь. Да и бог с ними, с отзывами. Я пока не собираюсь увольняться.
– Вам решать, – недобро скривился главный врач, барабаня пальцами по подлокотникам. – Я предложил разойтись по-хорошему.
«Психуй, Емеля, – твоя неделя», – переиначил Данилов старую поговорку.
– Если вы намекаете на народную игру в три строгих выговора и одну статью, то я вам очень, очень не рекомендую. Поводов я вам не дам, а если вы их выдумаете или создадите сами, можете быть уверены – шум выйдет грандиозный.
Данилов с большим удовольствием наблюдал за пыхтящим от ярости главным врачом. Поединок стал напоминать ему айкидо, где сила нападения умело оборачивается против самого нападающего.
– Вам так нравится у нас работать? – удивился Гавреченков. – Вот уж не подумал бы!
– Не очень, – честно признался Данилов. – Но я уйду тогда, когда сам сочту нужным. А не тогда, когда вам этого захочется.
– Алексей Емельянович… – на пороге появилась секретарь.
– Я занят, Ольга Евгеньевна! – отмахнулся Гавреченков.
Дверь тихо закрылась.
– Я не понимаю вашей позиции, Владимир Александрович! – Гавреченков развел руками. – Но – вам решать, вам жить. Можете идти.
– Спасибо, Алексей Емельянович. – Данилов сменил ироничную улыбку на довольную. – Давно ни с кем по душам не разговаривал. Блаженство!
Гавреченков с демонстративной деловитостью зачиркал ручкой в настольном органайзере. От сильного нажима рвалась бумага, но главный врач словно не замечал этого.
– К Алексею Емельяновичу можно войти? – спросила Ольга Евгеньевна вышедшего из кабинета Данилова.
– Конечно, можно, – разрешил Данилов.
«Чем я занимаюсь? – подумал он. – Только и делаю что хамлю главным врачам. Надо бы порыться в руководстве по психиатрии – не описано ли там подобное извращение?»
Против ожиданий никто из коллег не стал интересоваться разговором с главным врачом. Только Вознесенский на ходу спросил:
– Остаешься?
– Остаюсь, – подтвердил Данилов.
И все – не было ни любопытства, ни ободрения, ни тем более порицания. «На «скорой» было бы иначе», – подумал Данилов и дал себе слово в ближайшую свободную субботу или воскресенье непременно заглянуть на родную подстанцию. И в самом деле, сколько можно – с прошлого года собирается, да все никак не соберется проведать бывших коллег.
Можно было заехать и сегодня – сразу после работы, но Данилов представил себе, как появляется на подстанции в шестом часу вечера с двумя бисквитно-кремовыми тортами в руках. В гараже, разумеется, не будет ни одной машины, а на подстанции – никого, кроме диспетчеров и Елены. Нет, лучше уж с утра – так хоть будет возможность пообщаться с отработавшей сменой.
У него потеплело на душе от картины визита на родную подстанцию. Данилов представил, как он, не торопясь, проходит по гаражу, заходит в диспетчерскую, затем обходит комнаты отдыха, созывая всех на кухню для скорого чаепития. Интересно, многое ли изменилось за время его отсутствия? Да скорее всего, ничего и не изменилось, иначе Елена бы рассказала об этом. Нет, все равно все изменилось. Ведь раньше он был выездным врачом, а теперь – всего лишь гостем. Но все равно приятна даже мысль о том, что надо навестить бывших коллег…
Заканчивая с сегодняшней писаниной, Данилов почувствовал сильную потребность отвести душу в узкой мужской компании.
Полянский, как обычно, долго не отвечал на звонок, но наконец в трубке послышалось его приглушенное:
– Да?
– Привет, мученик науки!
– Привет. – Полянский продолжал говорить тихо. – Что-то срочное?
– Когда освобождаешься? – Данилов понял, что Полянский отбывает время на очередном кафедральном заседании или на очередной конференции.
– В шесть – точно.
– Тогда в полседьмого – на ноге у башки! – Данилов и сам не помнил, когда к нему прилипло это уже не популярное московское жаргонное выражение.
– Буду. – Полянский отключился…
Место, в которое его привел Данилов, Полянскому поначалу не понравилось.
– Вот уж не думал, что в центре Москвы может быть такая дыра, – сказал он, скользнув взглядом по обшарпанным стенам и остановившись на колченогих разномастных стульях. – Ну и ну!
– Зато здесь пельмени лепят сами, а не в супермаркете покупают. – Данилов подтолкнул приятеля в спину. – И есть нефильтрованное пиво. Хорошее.