Байки офицерского кафе

С байками мне довелось столкнуться еще в детстве. Друзья отца травили их у нас дома в дружеском застолье. Потом, как все офицерские дети, я частенько бывал в казармах и водил дружбу с солдатами. Они, в свою очередь, травили байки о наших отцах. И в них было видно, как они оценивают наших родителей, которые, несмотря ни на что, для нас, конечно, были лучше всех. Тогда я от души смеялся над плутнями моего приятеля Сереги Сачкова

Уже тогда я обратил внимание на то, что живые истории зачастую намного комичнее любого анекдота. Прошло не так уж много времени, и я сам надел военную форму. Забавные истории из своей жизни рассказывали сослуживцы. Наиболее яркие я запоминал и сам пересказывал товарищам.

Немало очень интересных баек довелось услышать в курилке девятой роты рязанского воздушно-десантного училища. В каких-то историях я сам был главным действующим лицом. Курсанты — народ язвительный. Но особо способствовала развитию устного творчества преемственность поколений. В девятой роте учились все четыре курса, и смешные истории, афоризмы наших командиров переходили от старших к младшим и, как это водится, обрастали дополнительными подробностями.

Потом была офицерская служба в Закавказье, затем в составе «ограниченного контингента» в Афганистане. Заменился в Крым. Там мои друзья как-то, вдоволь насмеявшись, посоветовали записывать истории, которые я им рассказывал. Но до того ли было?

К этой теме я вернулся уже на гражданке, работая в редакции журнала «Солдат удачи». В очередном застолье я предложил главному редактору Сергею Панасенко создать в журнале страничку юмора, где печаталисьбы армейские байки. Я полагал, что и читатели помогут нам. присылая свои истории. Ведь в любом гарнизоне они ходят в избытке, также передаваясь из уст в уста за кружкой пива. Я даже придумал, как назвать рубрику — <<Байки офицерского кафе». Именно там, в офицерском кафе, их можно услышать в избытке.

Однако идея не получила развития. Пришел «господин дефолт». Осенью того же года редакция развалилась. Идея осталась идеей, а написанные байки пылились в моем столе.

Когда в конце 1999 года Юрий Яшнев предложил мне подготовить сборник статей об истории частей специального назначения, я с охотой взялся за это. Но, собрав материал, подумал, что он несколько тяжеловат для прочтения. И тогда пришла идея «проложить» серьезные статьи легковесными байками из моей военной жизни и истории спецназа.

Потом вышла вторая книга. Она также включала в себя байки, на которые обратили внимание и читатели, и издатели. Они-то и предложили издать байки отдельной книгой. Эта книга перед вами.

Сергей Козлов Москва, август 2003 г.

I

На фото: на перекуре в РЕПУ, весна 1978 г.

— Товарищи курсанты! Я к вам направлен из войск, а в войсках дураков не держат!

— Когда курсанта ругают, он должен встать и покраснеть!

— Водку пить в казарме? Это вам не детский сад!

— Вы курсант или где? Вы в строю или кто?

«Бздынь» — это кличка командира девятой роты капитана Селукова. Прибыл он в училище из Уссурийска и поэтому сначала получил кличку «Амба», за мягкую тигриную походку. Но потом он настолько часто повторял свою любимую присказку, описывающую эффект от разрыва китайской баллистической ракеты «Дун-2», что о первой кличке скоро забыли. А присказка была такая: «Бздынь! И нет Хабаровского края!».

Командир девятой роты капитан Иванов в памяти народной остался как «Эдик». Выпускник Московского ВОКУ, он был отличным строевиком. Вот, пожалуй, и все, что помнила хорошего о нем курсантская молва. Плохого, в общем, тоже не помнит. Ротой рулил слабо и очень боялся начальства. Один из старшекурсников рассказывал, что как-то он, еще будучи первокурсником, стоял в наряде по роте. «Эдик» отчитывал дежурного по роте за плохой порядок в расположении, а рассказчик стоял у тумбочки дневального. Причем ротный вошел в раж и даже перевернул ведро с водой. Одному из дневальных со старшего курса надоело это, и он, стоя у окна, безучастно произнес: «А по плацу генерал идет. Кажется, к нам».

Иванов, услышав это, мгновенно переменился. Он прекратил разнос, застыл у тумбочки, сложил руки и стал молиться: «Генерал, миленький! Не ходи ты к нам в казарму! Очень тебя прошу! Генерал, ну пройди ты мимо, ну пройди ты мимо, ну что тебе стоит?».

Тот же старшекурсник также безучастно произнес: «Прошел!».

Эдик прекратил молиться, вздохнул и с облегчением произнес: «Уф, пронесло!». После этого вышел из казармы.

В конце концов, на его место прислали капитана Селукова из Уссурийской бригады. Там он прославился как очень крутой ротный, который из роты веревки вил. Например, даже одну сопку назвали его именем. Неофициально, конечно. Назвали за то, что там он приводил в чувство пьяниц и нарушителей воинской дисциплины. Залетевших с употреблением спиртных напитков ждала сопка Селукова, которую им, бедолагам, приходилось штурмовать в средствах химической защиты. Причем на покорение сопки у Ивана Фомича был определенный норматив, установленный их предшественниками. Уйти они в казарму могли только, выполнив норматив. Так и бегали вверх-вниз. Если же вдруг норматив перевыполнялся, то старый аннулировался и назначался новый — для грядущих поколений нарушителей.

Вот такой, уверенный в себе, и приехал в Рязань новый ротный.

Принимая роту, он довольно бодро сообщил Иванову, что он-то надолго ротой командовать не собирается. Ему бы только майора получить, а там…

Иванов затравленно и с неким сожалением посмотрел на Селукова, а потом весьма пессимистично произнес: «Смотри, как бы старлея не получил, капитан!».

Иван Фомич только хмыкнул. Но, когда он въезжал в квартиру «Эдика», на подоконнике пустой квартиры его ждала пара старлеевских погон.

Иван Фомич Селуков был очень жестким командиром. Он умел закрутить гайки. И девятая рота, жившая до него казацкой вольницей, это ощутила на себе сразу. Но и психолог он был весьма тонкий. Очень четко чувствовал грань, до какой можно закручивать гайки, а когда необходимо стравить пар. Ощущая роту как живой организм, он говорил: «Если рота поет «Варяга», значит, рота чем-то недовольна». После этого он лихо отвинчивал вентиль и стравливал давление. В увольнение народ уходил без излишних препятствий. Тут же все начинали говорить, какой молодец ротный. А молодец ротный сразу же, но потихоньку, снова начинал закручивать гайки.

Ловил какого-нибудь провинившегося курсанта и за явную провинность наказывал. Это воспринималось как само собой разумеющееся. Ведь проступок был очевиден. Тем более лично каждого это не касалось. Поэтому реакция была простая: «Не фиг попадаться, сам — дурак!». Но раз за разом свободы становилось все меньше, поскольку с новым наказанием кого-то лично ограничивалась и общая свобода.

Вскоре это просекли, и на восьмое марта в квартире Ивана Фомича раздался телефонный звонок:

— Иван Фомич?