Бецкой и его государыня-дочь. Тайны царской династии в исторических романах
Шрифт:
Между тем, смеркалось. Затушили костёр – не совсем затушили, оставили тлеющие головешки, чтобы поддерживать это тление до утра. Беречь надо было серники.
Импровизированные постели свои оборудовали на чердаке. Сделали норы из сена. Не такими уж тёплыми получились они, но и их не сравнить с теми, что были в первые дни после побега.
А снег всё сыпался и сыпался с неба. Можно было бы и не притушивать костёр. Всё от него теплее.
Вейде вообще предлагал развести костёр внутри строения – пол земляной, не страшно. Главное, подальше от склада сена. Но Трубецкой сразу сказал:
– Печки
Все знали, что угореть недолго. И не заметишь. Но, с другой стороны, столько щелей в стенах, всё продувается. Может и ничего…
Да, испытания выпали трудно переносимые. Если бы простые деревенские мужики в таком положении оказались, куда ни шло – они привычны, они приспособлены для выживания. Сколько русских мужиков, если удавалось вырваться на заработки, странствовали по любой погоде. Правда они могли погреться да перекусить на постоялом дворе. А тут… Тут либо лес, либо поле открытое, либо вот такое строение. А генералы не приспособлены к этаким испытаниям.
Кто страшнее – шведы или волки?
Ближе к полуночи раздался далёкий непонятный звук. Он леденил душу. Трубецкой прислушался… Понял: волчий вой.
Ему приходилось видеть волков в своих родных краях, но в основном либо пойманных, либо во время охоты издалека. Помнил рассказы об их повадках, помнил рассказы о том, что, чем севернее край, чем суровее природа, тем больше в размерах хищники. А уж тут куда севернее, чем русские равнины.
Проснулись Бутурлин и Вейде. Вой хоть и далёкий, но силу имеет магическую, всё внутри переворачивает даже у человека не робкого десятка. Порою тот, кто смело идёт под пули и ядра врага, может дрогнуть перед этим жутким воем.
– Что это? – с тревогой спросил Вейде.
– Боже, неужто волки, – вторил ему Бутурлин. – Вот ведь… Легки на помине.
– Волки, но далеко, – поспешил успокоить Трубецкой, как можно более равнодушно.
Вейде возразил:
– Пока далеко.
– Где-то выследили добычу. А нас в такой снегопад не учуют и не найдут, – уверенно заявил Трубецкой, чтобы успокоить своих спутников, хотя на самом деле этой уверенности у него не было.
Тем не менее, продолжил:
– Говорю же, далеко. Они если и чуют добычу, то не более чем за полторы – две версты. Ну а след могут учуять не более чем за двое суток. Это мне в деревне рассказывали, когда ещё мальцом был. Так что следы наши давно уж не найти, тем паче они под снегом.
Тем не менее, на ночь беглецы забрались на чердак, распределили между собой дежурства, и ночь провели в тревоге. Огонь поддерживали в вырытой ложбинке близ входа. Задача эта возлагалась на дежурного.
Трубецкой выбрал себе самые тяжёлые, предутренние часы.
Спустился с чердака, взял у Вейде ружьё. Осмотрелся, прислушался. Леденящий душу вой возникал время от времени, но по-прежнему где-то вдалеке.
«Ну и ладно, – подумал он. – Нет худа без добра. Глядишь, поселковые не сунутся к нам. Но с другой стороны… Если будет необходимо, так целой группой пойдут, да с оружием?! Хорошо, что снега много намело. Быстро не подберутся, заранее увидим».
Но он понимал, что увидеть мало, нужно ещё успеть скрыться. А это уже сложнее, ведь уходить придётся по глубокому снегу, оставляя достаточно ясные следы.
Вполне понятно, что, обнаружив пребывание в хранилище сена посторонних людей, посельчане попробуют их догнать, или, если не догнать, то сообщить о них.
Зимой светает поздно. Да и как определишь время? Часы-то естественно, при пленении отобрали. Собственно, и не нужно было время. Придумали только как дни считать. Взяли длинную верёвку, случайно под рукой оказавшеюся, и каждое утро завязывали на ней новый узелок. Вот уж с десяток узелков на верёвке, а ясности, что ждёт дальше – никакой.
Из еды у беглецов только мясо кабана, да травяной чай. Благо было откуда выбрать пахучих трав. Целый сеновал. Это, конечно, не питание.
Трубецкой всё более и более ощущал свою ответственность за беглецов, которых подговорил на такое трудное, да и, как всё более осознавал, почти что бесполезное дело.
В то утро светало медленно. Снег, на удачу или на беду, не прекращался. На удачу, потому что и волкам издалека не учуять, и поселковым жителям до сеновала не дойти. Он ещё раз осмотрел это довольно объёмное хранилище кормов для скота, пытаясь понять – так, от нечего делать – почему поставили его далеко от посёлка. То ли не успели перевезти сено, то ли возле домов и хранить негде. А возможно и от лишних глаз спрятали. Что б не очень заметно было обилие кормов. А вокруг посёлка кто высматривать будет?
Проснулись Вейде и Бутурлин. Спустились с чердака.
– Ну что? Тихо? – спросил Бутурлин, просто так, чтоб заговорить.
– Тихо. И волки замолчали, – ответил Трубецкой. – Собственно, день они проводят в норах, каждая пара в своей. Ну а в сумерках выходят на охоту. Вой же, который мы слышали ночью, это как раз сигнал сбора. Помню, мне рассказывали в детстве знатоки-охотники, что просто так волки редко воют.
– Как бы для души?! – усмехнулся Бутурлин.
– Вот именно, для души… Когда душа пищи просит, тогда вой призывный, это как боевая сигнальная труба вожака, собирающего стаю на охоту. В ответ воют те, кто принял сигнал. Вот и получается разноголосый вой. Кстати, слушать вой волки очень любят. У нас охотники даже рожки научились изготавливать, чтобы волков приманивать. Иногда получалось, хотя волки очень умны и обмануть их сложно.
– Говорят, они всеядны? – сказал Вейде.
– Это вы к тому, что мы можем стать хорошей пищей, – отреагировал Бутурлин.
– Человек – вовсе не основная пища, – возразил Трубецкой и прибавил, главным образом для того, чтобы успокоить своих спутников: – В этих краях, думаю, им хватает кабанов, лосей, да и то, скорее, зимой на них нападают, когда пищи мало. А так, мелкие зверьки в ход идут – зайцы, суслики, сурки, даже мыши-полёвки. Бывает, что и рыбку едят, конечно, если поймать смогут. Кстати, они и травоядны. Ну и ещё… Снег глубокий для них – не такая уж и преграда. Лапы – шире, чем у собак, а потому, когда собак против волка пускали, те догнать его по снегу не могли, вязли.
– Не успокаивайте нас, дорогой князь, – сказал, наконец, Вейде. – Положение наше со всех сторон никудышнее. Если даже волки не нападут, так мороз заморозит, да голод сгложет. Давайте-ка, друзья мои, ещё раз прикинем, что делать.
– Но прежде подкрепиться надо.
Снова растапливали снег на костре, снова заваривали травы, снова поджаривали куски кабанятины. То, что оттепель прекратилась, было на руку. Мясо могло храниться дольше.
– Эх, кусочек бы хлеба, – сказал Бутурлин, с трудом пережёвывая мясо.