Беда
Шрифт:
Теперь все немного прояснилось. Юноша, видимо, единственный сын кого-нибудь из купцов, и отец, разумеется, желает, чтобы он продолжал семейное дело. А юнец – из тех, кого с детства тянет к знаниям, да так сильно, что невозможно сопротивляться. Из тех, для кого нет ничего важнее этого, для кого жизнь без постоянных открытий нового скучна и ненавистна. Из таких, как я, в общем.
– Мог бы просто подойти ко мне и все это рассказать, а не бросаться на меня с этой палкой, – я кивнул на откатившуюся к стене дома дубинку. – Тогда бы, может быть, я и взял
Теперь по его щекам катились ничем не скрываемые слезы.
– Вы бы не взяли меня в охрану… Какой из меня охранник? – всхлипнул он. – Но я не собирался бить вас сильно, клянусь! Хотел только слегка оглушить, чтобы взять деньги, чтобы было на что уехать… Да я и не смог бы сильно ударить…
Я развернулся и зашагал вниз по переулку. Всхлипы у меня за спиной становились все громче, словно я не удалялся от юноши, а, наоборот, подходил к нему все ближе. В памяти вертелись давние события, когда я был лишь немногим старше, чем этот плаксивый юнец. Когда я тоже рвался учиться… в Болонью. И тоже был готов ради этого на все, даже на преступление. Но я тогда встретил отца, который удержал меня от этого…
Дойдя до угла с сидящей на стене каменной улиткой, и остановился и оглянулся на хныкающего молодого человека. Он смотрел на меня, так что я не стал ничего ему говорить – просто жестом поманил его за собой.
Венеция, 18 октября 1347 года
– Беду разносят люди, – говорил Шут в полной тишине. – И не по незнанию – они отлично ведают, что творят.
– Я знаю такие истории. Но сколь много в них истины?.. – в тоне дожа слышалось сомнение.
– Увы, гораздо больше, чем мне бы хотелось, – холодно ответил шотландец. – Есть погибшие души – и это подлинно так – отравляющие колодцы, и водоемы, и товары, и снедь особым ядом, от коего болезнь и проистекает. Другие покрываются мазью с этим ядом и идут в толпу – на рынки и в церкви – заражая сотни людей. А их самих при этом болезнь не берет. Этих людей много, они уже во всех королевствах – и христианских, и магометанских.
– Зачем они это делают? – с сомнением спросила египтянка.
– Ими повелевают бесы, – вместо шотландца глухо ответил падре. – Иначе, чем дьявольским наваждением я не могу это объяснить. Я тоже слышал такие истории и сперва не верил в них, но мне были представлены доказательства.
– Я слышал… – дож на минуту запнулся, но все же продолжил. – Говорят о некоем высоком седом синьоре в богатых одеждах. Он ездит в запряженной вороными конями карете, появляется на нечестивых шабашах поклонников дьявола и обещает там, что болезнь не затронет тех, кто будет распространять ее по его приказу. Иногда он сажает людей в свою карету и что-то делает там с ними, и они выходят оттуда уже послушными исполнителями его воли.
– Не только в каретах ездят они… – заметил человек в маске дзанни.
Поскольку Дандоло уже узнал всех присутствующих, этот мог быть только моравским дворянином. Он почему-то взглянул на Шута и замолк. За него вновь продолжил евнух:
– Да, их много. Летом в Константинополе схватили монаха-расстригу. Подозревали, что он посещает дома больных чумой под видом врача, собирает их кровь и делает из нее зелье. Все куриози, которые его допрашивали, заболели и умерли. А сам он был здоров, только хохотал, как безумный. Логофет приказал расстрелять его из луков и сжечь, не вынимая стрел.
– Досужие басни, – злобно бросил генуэзец.
– Может, и басни, – медленно начал уйгур.
Свет и тени играли на его черепе с жутким оскалом.
– Однако их следует тщательно проверить. В землях татар Беду до сей поры и правда разносили лишь крысы, сурки да блохи. Но да смилостивится над нами Бог, если она начнет продвигаться злою людской волей!
– И нам следует решить, что мы можем противопоставить Беде, – отозвался евнух. – Иначе наш Совет не имеет смысла…
– Неужели мы, собравшиеся тут, не сможем установить истину об отравителях? – вопросил священник. – У нас у всех есть надежные осведомители, и их много…
– Но мы точно знаем лишь о том, что происходит в областях, где мы обладаем могуществом, – возразил жупан. – Мы не видим общей картины. И нет человека, который бы ее видел.
– Вообще-то, есть, – тихо возразил падре. – И многие из нас, если не все, слыхали о нем.
– Вы говорите о том, о ком я думаю, святой отец? – спросил дож.
– На одном острове в Лигурийском море, более чем в трех десятках лье от Генуи… – начал священник.
– Остров Эрбаж, – злобно прошипел генуэзец.
– Генуя так и не сумела на нем утвердиться, – с легкой насмешкой заметил Дандоло.
– Никто не сумел! – бросил купец, сверкнув глазами из-под кошачьей маски.
– Граф д’Эрбаж – человек бесчестный, его семья всегда жила шпионажем, предательством и наемными убийствами, – брюзгливо произнес англичанин. – И он весьма сомнительный граф.
– Никаких сомнений в этом титуле нет, – высокомерно возразил француз. – Остров Эрбаж сделал графством еще Шарлемань. И уже тогда им владел прямой предок нынешнего графа. Что же до шпионажа, то к помощи графов Эрбаж испокон веков прибегали короли, герцоги и папы.
– А также халифы и султаны… – дополнила египтянка.
– И нам ведомо это имя, – подал голос русский боярин.
– То есть, он, не страшась огня гееннского, помогает за деньги всем – и христианам, и еретикам, и неверным? – голос англичанина был исполнен сарказма.
– Насколько мне известно, графы Эрбаж уже много веков никому не приносили оммаж и вольны выступать за того, кто им более по нраву, – вновь подал голос француз.
– Правдивые сведения нужны всем, – примирительно заговорил уйгур. – И у всех нас случаются обстоятельства, когда нужно сделать нечто важное и тайное, чего мы сами сделать не в силах. А Эрбаж-сечен славен тем, что всегда совершает то, что обещал.