Беда
Шрифт:
Примечание.
Первоначально интенданты инициировали группы аборигенов-прогрессоров, однако вскоре эта практика была признана неэффективной, поскольку в группе неизбежно начинались конфликты, аннулирующие ее работу. Кроме того, группа представителей для своего функционирования забирала из представителей своего вида непропорционально большой объем витальной энергии, что тормозило развитие цивилизации.
На планете, обозначаемой аборигенами как «земля» или «мир», разумная раса после отступления глобального ледника ускорила темпы развития.
Деятельность представителя обещала сократить этот срок не менее, чем в десять раз, при этом психотип земной культуры стал бы идеальным для вступления в войну на стороне Нации.
По результатам мониторинга населения Земли была избрана особь мужского пола в одной из наиболее развитых этнокультур в северном полушарии. Предварительный контакт прошел успешно и, после психологического воздействия и генетической модификации, представитель был инициирован. В соответствии с местными традициями ему было присвоено новое имя – Пастух. Я был представлен ему как Поводырь (см. файл 09.26/3457).
Венеция, 18 октября 1347 года
Из гондолы мир выглядел необычно и очень красиво. С поверхности канала на город можно было смотреть, словно со дна колодца – дома с двух сторон представали очень большими, уходящими ввысь. Казалось, крыши их вот-вот сомкнутся, и узкая полоска вечернего неба между ними вовсе исчезнет.
Тайная хозяйка Египта отвернулась от этого зрелища и перевела взгляд на лицо напросившегося в ее золоченую гондолу шотландца. Сначала она хотела холодно отказать ему, но потом в ней проснулось любопытство. И, кажется, что-то еще…
Но гость молчал. Его бледное лицо, обрамленное рыжей шевелюрой и бородой, разгладилось, а глаза закрылись. Он выглядел совершенно ушедшим в себя.
– О чем вы хотели поговорить со мной? – наконец, не выдержала египтянка. – Тамплиеры враги мусульман…
Безмятежное лицо ожило, рыцарь открыл глаза и взглянул на женщину.
– Было время, когда они отлично договаривались, – заметил он. – Однако я не тамплиер, Аминат-ханум.
Ее темные, лишь чуть раскосые глаза блеснули в свете неяркого фонаря на носу гондолы. Длинный плащ на меху, в который она укуталась от промозглого холода, больше не скрывал лицо. Она действительно была еще не старухой – не больше тридцати. И красивой. Золотистые волосы выбивались из-под черного платка.
– Я слышала другое, – сухо произнесла она.
Сидевший рядом с ней черный раб-телохранитель беспокойно заерзал, уловив тревогу хозяйки, и взглянул на шедшую прямо за ними вторую гондолу с четырьмя другими охранниками.
– Я веду дела с шотландскими братьями, – пожал плечами рыцарь, – как и с португальскими – из Ордена Христа. Они все считают себя наследниками тамплиеров. Но я не вхожу в их ордена. Просто мне было удобно появиться на Совете от имени короля Давида. Он все равно сейчас в английском плену…
– Так кто ты? – резко спросила Аминат.
От волнения ее гортанный акцент усилился.
– Меня
Женщина издала удивленное восклицание, негр-страж схватился за рукоять кривого кинжала за поясом, но она жестом успокоила его.
– Все хорошо, Аминат, – мягко произнес граф. – Это должно было случиться.
И внезапно он издал серию странных, ни на что не похожих звуков, слившихся в каком-то совсем чуждом ритме. Было удивительно, что человеческая гортань оказалась способна издавать такие.
Ночь словно бы застыла от этой потусторонней мелодии. Застыли пассажиры лодок, гондольер, опасно балансировавший на корме, и сами раскачивающиеся гондолы, и даже густая зловонная сине-зеленая вода канала.
Впрочем, продолжалось это наваждение лишь один миг. Тут же все вошло в норму, только негр озирался вокруг, дико посверкивая белками.
Серые глаза графа благожелательно и спокойно следили за Аминат, сидящей на покрытом драгоценным бархатом резном сидении прямо, словно статуя древней египетской богини. Лицо ее стало отсутствующе-созерцательным – как еще недавно у самого д’Эрбажа.
Он медленно заговорил на языке, который не понимал негр, но отлично знала Аминат – языке ее степного народа:
– Слушай меня очень внимательно, Аминат Умм Мухаммад. Сейчас ты сама, своей волей, решишь, будешь ты со мной или нет. Если решишь уйти – уйдешь и навсегда забудешь меня. Если останешься, признаешь меня, Пастуха, своим природным господином навеки. Ты исполнишь в точности все, что я тебе скажу, и никогда не предашь меня, а если задумаешь такое, одна эта мысль убьет тебя. Так будет до твоей смерти, и твои потомки до конца мира будут носить эту верность мне в тайне от себя и от людей, пока не услышат мой Зов и их внутренний человек не будет разбужен моей Песней. И тогда я скажу им то же, что сейчас говорю тебе. Да будет свободным выбор твой.
Он замолчал в ожидании ответа, который, впрочем, не замедлил последовать.
– Да, – решительно произнесла женщина.
Ее лицо разрумянилось, и она прямо глядела в стальные глаза рыцаря.
«Хорошо, – вздрогнула она, услышав его голос в своей голове. – Теперь мы можем разговаривать вот так», – подтвердил граф, не произнося ни слова.
Он увидел в ее сознании изумление… и радость. Подождал, пока она привыкнет к своему новому состоянию и продолжил: «Беду разносят чужие».
В ней всколыхнулась тревога, но она по-прежнему безмолвствовала – еще не приспособилась сама передавать свои мысли. Впрочем, граф знал, что она хотела спросить у него.
«Они пришли… со звезд».
Произнеси он это вслух, она бы решила, что это опасный бред. Но граф вызвал в ней образы, и она поверила. Ее тревога стремительно перерастала в жгучий страх. Немудрено.
«С ними можно бороться», – заверил д’Эрбаж.
«Как?»
Мысленный вопрос был задан еще неуверенно, но училась египтянка быстро.
«Ты мне поможешь».
Она просто кивнула. Потом неуверенно передала: «Ты… тоже… со звезд?»
«Нет, – ответил он, – но сила моя оттуда… Времени мало, Аминат, нам надо действовать. У тебя здесь две галеры».