Бедная Лиза
Шрифт:
Ведомые маклером, они двинулись по улочкам, настолько тесным, что по ним не проехал бы и четырехместный фиакр. Загорский морщил нос – доносившиеся отовсюду запахи отнюдь не ласкали обоняния.
Вскоре по правую руку от них возник приземистый одноэтажный дом, казавшийся чуть более вместительным, чем его соседи.
– Нам сюда, – сказал маклер.
Он дважды стукнул в пыльную дверь, и та почти немедленно приоткрылась. Загорский после секундного колебания переступил через порог. Не успел он освоиться в полутемном затхлом и, кажется, совершенно пустом помещении, как несколько крепких рук
– Не волнуйтесь, это охрана, – услышал он из-за спины голос Ларусса.
– Но-но, господа, потише, – недовольно заговорил Нестор Васильевич, однако руки не обратили на его недовольство никакого внимания. Быстро и сноровисто его обхлопали с ног до головы и только после этого отпустили.
– Оружия нет, – выступая из темноты, сказал маклеру первый охранник. – Денег тоже.
– Любопытно, – заметил маклер, появляясь из-за спины Загорского. – Вы не взяли с собой денег, господин Шпейер. Как же вы намерены расплатиться за картину?
– Естественно, я не взял денег, – отвечал действительный статский советник. – Насколько я помню, речь… мээ… идет о тридцати миллионах. Даже если бы они были купюрами по пятьсот франков, представьте, какого размера чемодан пришлось бы мне с собой брать. Вес его составил бы больше четырех пудов. Он просто не влез бы в фиакр.
– Согласен, – наклонил голову маклер, – но все же, как вы собираетесь расплачиваться?
Загорский пожал плечами: на такой случай у него имеется чековая книжка. Маклер слегка нахмурился и отвечал, что они предпочитают наличные.
– Мы… эмм… оказались в заколдованном кругу, – отвечал Загорский. – У меня нет наличных, у вас нет желания брать чек. Как вы вообще представляли себе выплату такой крупной суммы денег?
Ларусс быстро переглянулся с охранниками.
– Хорошо, – сказал он, – хорошо. Мы возьмем чек. Однако сначала мы должны будем убедиться, что его обналичат.
Загорский даже мычать перестал. Брови его вздернулись вверх, на лице установилось оскорбленное выражение.
– Павел Шпейер никогда никого не обманывал, – сказал он высокомерно.
– Интересно было бы поговорить об этом с московским генерал-губернатором и тем английским лордом, который при вашем посредстве купил его дом, – вкрадчиво заметил маклер.
Действительный статский советник нахмурился. Господин Ларусс опять вспоминает эту злосчастную историю. Он ведь уже объяснял, как и что…
– Впрочем, – перебил себя Загорский, – это все неважно. Я бы хотел, как говорят у нас в России, увидеть товар лицом. Может быть, до денег и вовсе дело не дойдет…
– Уверяю вас, с нашей стороны все будет в наилучшем виде, – сказал маклер, при этом лицо у него сделалось торжественным, как будто он участвовал в каком-то священнодействии.
Загорский подумал о том, как все-таки легко люди ловятся на небольшие психологические фокусы вроде этого торжественного лица. Будь на его месте человек чуть менее опытный, он, глядя на маклера, решил бы, что ему в самом деле покажут подлинную «Джоконду»… Впрочем, совсем исключать такую возможность не следовало, один шанс из тысячи все-таки был.
Вдвоем с охранником маклер изъял из темного угла нечто прямоугольное, прикрытое серой тканью. Прямоугольник этот они поднесли к окну, чтобы свет падал прямо на него и отворили ставни. Мсье Ларусс жестом уличного фокусника взялся за краешек серой ткани, закрывавшей картину и после секундой паузы внезапно оголил ее, как насильник оголяет лицо девушки, срывая с нее вуаль.
Загорский сделал стойку, буквально впившись глазами в картину. С полминуты он стоял, не двигаясь с места, потрясенный, потом чуть слышно зашевелил губами.
– Не может быть… – проговорил он. – Нет… Нет… Да, да, это несомненно она. Чудо, истинное чудо!
Маклер, который с тревогой наблюдал за действительным статским советником, вздохнул с облегчением.
– Позвольте, – шепотом сказал Нестор Васильевич. Маклер не успел ничего сказать, как Загорский, не дожидаясь ответа, сделал шаг вперед, прямо к картине. Оба охранника напряглись, но маклер незаметно кивнул им: не нужно.
Загорский стоял вплотную к картине, наклонившись к ней и почти уткнувшись в нее носом. Казалось, он не разглядывает картину, а обнюхивает ее. Так он стоял, наверное, с минуту, потом издал вздох разочарования.
– В чем дело, господин Шпейер?! – обеспокоился мсье Ларусс.
– Увы, увы, – воскликнул Загорский. – Нас обманули, это не настоящая Джоконда!
Несколько секунд маклер стоял в оцеплении.
– Как… обманули? – наконец проговорил он. – Что вы имеете в виду?!
– Это репродукция, подделка, – отвечал Загорский.
Но маклер уже совладал с собой и глядел теперь совершенно невозмутимо. За его спиной темными страшными тенями высились охранники.
– Уверяю вас, – сказал Ларусс, – это не может быть подделкой. На обратной стороне картины есть даже инвентарный номер Лувра.
– Инвентарный номер на картине может нарисовать любой дурак, – не слишком-то вежливо заметил действительный статский советник.
Однако маклер не уступал.
– Прежде, чем везти ее сюда, мы провели подробнейшее исследование, – настаивал он. – Уважаемые эксперты подтвердили, что мы имеем дело с подлинником.
Загорский с досадой отвечал, что их уважаемые эксперты либо дураки, либо жулики. Совершенно очевидно, что перед ними фальшивка.
– Как это может быть очевидно?! – взорвался маклер, и физиономия его, равнодушная физиономия геккона, вскипела яростью, словно не ящерица это была, а целый дракон. – Возьмите любую копию, любую репродукцию, и вы увидите, что все совпадает один в один, начиная от манеры класть краски и до трещин на доске!
– Вот именно, – кивнул Загорский. – Доска. Я имел дело с деревом, и я знаю, как оно себя ведет. Картина написана на тополе, он стареет и разрушается достаточно быстро, а за века на оригинальной доске, на которой написана картина произошли такие трансформации, которые копиист не можете воспроизвести при всем желании. Да, он может попытаться состарить доску – но добиться четырехвековой старости ему не удастся ни при каких обстоятельствах. Возможно, искусствовед подтвердит вам, что это оригинальная картина, но тот, кто обделывал древесину, скажет со всей определенностью, что оригинальная эта картина написана на поддельной доске. Увы, господа, как ни жаль, но я готов повторить эту сакраментальную фразу: нас обманули.