Бедный Павел. Часть 2
Шрифт:
— Узнаю, бесцеремонного Алексея Орлова! — засмеялся в ответ я, — Конечно, любезный, для Вас легко! — махнул рукой слуге и тот, не задавая вопросов, поднёс графу великолепный цветного стекла бокал с вином.
— Неаполитанское? Прекрасно-прекрасно! — тот со вкусом отпил из бокала, посмотрел сквозь стекло на солнце и задумчиво произнёс, — Неужели, это столь обсуждаемое новое стекло Ломоносовского завода?
— Вы правы, Алексей Григорьевич, наконец-то Цильх смог закончить проект покойного своего шурина, и вот что получилось!
— Интересно, и когда же я смогу его купить?
— Да, хоть сегодня, душа моя! Вам, так и быть,
— А что в них такого, чем они лучше Сан-Гобеновских [21] ? — я постарался как можно таинственней улыбнуться и сказал в ответ:
— А увидите, Алексей Григорьевич! Мне — понравилось! — и я снова засмеялся. Покойный Ломоносов многого добился, и теперь на заводе делали, мало того, что огромные массивные зеркала, так ещё и зеркальный эффект обеспечивался уже не медными сплавами, как было принято, а серебром, а это совершенно изменяло изображение.
21
Известнейший французский производитель стекла.
— Непременно посмотрю! Глупо было бы отказываться, Павел Петрович! — Орлов тонко улыбнулся и тут же резко снял улыбку с лица, — Но пригласили Вы меня, наверное, не стекло демонстрировать?
— Вы проницательны, друг мой. Для подобного дела я бы пригласил к себе Анну Карловну, например! А Вас я, естественно, пригласил совершенно по другому поводу.
— Вы планируете войну, и я должен отправиться в новую одиссею?
— Упаси нас Господи, от новой войны! Сейчас нам она точно не нужна! Хотя Вы удивительно недалеко от той проблемы, что я собирался с Вами обсудить. Как Вы смотрите на перспективы нашей армии и флота? — что закрутилось в голове генерал-аншефа, страшно себе представить.
— Спокойнее, Алексей Григорьевич! — я по-доброму ему улыбнулся, — Я совершенно не предлагаю Вам возглавить их! Здесь дело даже интереснее…
В июле мы плотно занялись армией — была создана комиссия по делам воинским. Точнее, фактически две — по делам морским и сухопутным, но вот результат должен был быть единым. В связи с тем, что человек, который по всем прикидкам должен был бы стать главой этой комиссии — глава военной коллегии граф Захар Чернышёв оказался по уши замешан в заговоре Паниных. Без его усилий им вряд ли бы удалось поднять гвардию почти в полном составе, так что он оказался в первых рядах сосланных на Камчатку.
Теперь требовалось подыскать человека, который бы обладал сравнимым с Чернышёвым авторитетом в делах военных, при этом был бы лояльным и, что важно, адекватным и управляемым. Ему предстояло выступить лицом решения, которое должно было быть весьма неприятным для армии и флота победителей. Я видел такого человека в Алексее Григорьевиче Орлове. А тот взял и с удовольствием согласился.
Комиссия должна была оценить результаты деятельности армии и флота во время войны с турками. Для меня подобный разбор полётов был совершенно нормальным и, более того, — необходимым. Как же, недостатков было море, я сам их видел в действующей армии! А вот как их исправлять? Я же наверняка далеко не всё заметил и понял, сейчас дров могу наломать. Вот и надо было разобраться коллегиально. Найти недостатки, понять, что мы делали не так, и что мы должны сделать, чтобы этих ошибок не повторить. Для меня это просто необходимо. Я испытывал просто физическую боль оттого, что гибли мои солдаты и матросы — они мои люди — я уже знал это точно! И я за них отвечаю и сделаю всё, чтобы они не гибли зря!
Руководителем сухопутной части комиссии должен был Вейсман, а морскими делами заняться контр-адмирал Грейг — его рекомендовал Орлов, называя, безусловно, лучшим нашим командиром на море. Конечно, ссориться с победителями в войне, а именно с адмиралом Спиридовым и фельдмаршалом Румянцевым, никто не собирался. Поэтому формально именно они стали заместителями руководителя комиссии, а Вейсман и Грейг получили должности руководителей соответствующих канцелярий комиссии.
Я их инструктировал, требуя определить и учесть все причины потерь. Причём потерь не только в войсках, но и на этапе подготовки и обучения, и даже в процессе доставки рекрутов. Им требовалось разобрать всё по деталям, выявить, что лучше работает у наших соседей, а что — у нас. Подготовить меры по улучшению армии и флота, и составить бюджет этих мероприятий.
— Отто, друг мой, я замечаю, что с тобой что-то происходит. Мне тяжело смотреть на тебя, и я боюсь, что твоё новое назначение может твоё состояние усугубить! — Вейсман явно захандрил — стал рассеянный, невнимательный, явно думал о чём-то. Нет, конечно, Отто был моим боевым товарищем и в предательство его я не верил, но вот то, с ним что-то происходит, я отчётливо видел.
— Павел! Я уверяю тебя, что моё состояние не вызвано обстоятельствами, которые могут угрожать…
— Отто! Давай так, я просто волнуюсь за тебя сейчас! Я, надеюсь, что мои дружеские чувства не вызывают у тебя сомнений?
— Павел! Клянусь тебе, что мои дружеские чувства к тебе тоже остались без изменений!
— Тогда, поверь мне, братец, что я не заставляю тебя делиться со мной твоими проблемами! Я просто говорю тебе, что если ты захочешь, то можешь поделиться ими со мной, как с другом. Когда захочешь, Отто! Мои двери всегда открыты для тебя. — я подошёл к нему и приобнял его по-дружески.
Это положительно помогло ему расслабиться и поделиться со мной своей историей. Генерал-аншеф, кавалер орденов Российской империи, Отто Адольф Вейсман, чья храбрость никем и никогда не подвергалась сомнению, оказывается, был робок с женщинами. Мой храбрый красавец-генерал, божок женского общества! Достигнув уже сорокапятилетнего возраста, он всю свою взрослую жизнь провёл в военных походах и так и нашёл себе супругу. А теперь, он, похоже, влюбился, и не мог понять, что с этим делать. Забавно…
— Отто! Не спрашиваю у тебя имени твоей избранницы, но скажи — она знает о твоих чувствах, разделяет их?
— Не знаю, Павлуша! Мне страшно и больно признаться ей в этом! Боюсь быть отвергнутым и подвергнуться насмешкам!
— С чего бы это? Отто, ты сейчас кумир света, обласканный любовью народа и власти, мой друг, наконец! Почему тебя могут отвергнуть? — в ответ он только вздыхал.
Я его, конечно, ещё поубеждал, но по своему опыту знаю, что в таком положении человека сложно убедить. По крайней мере, я его хоть немного успокоил. А после нашей беседы, я пригласил Захара, уточнить, по каким причинам мне о любовных страданиях Вейсмана ещё не известно.