Бедный Павел. Часть 2
Шрифт:
— Анна Карловна, дорогая тётушка, как я рад Вас видеть!
— Павлуша, я также рада снова беседовать с Вами! — мы с тётушкой, как обычно, прогуливались по Летнему саду, журчали фонтаны, охлаждая воздух, напитанный летним зноем, аллеи были пусты, и нашему разговору никто не мог помешать.
— Анна Карловна, мне бы хотелось сначала узнать о теперешней жизни Вашей Аннушки.
— Аннушки? Я не совсем… Хотя, возможно, я понимаю…
— Тётушка, Аннушка мне как кузина, за судьбу которой я переживаю, испытывая к Вам родственные и дружеские чувства. Ей уже тридцать лет, она разведена, живёт почти затворницей, светские приёмы посещает редко. Я не желаю, чтобы род Ваш пресекся так грустно! Что она видит в своём будущем?
— Ох, Павлуша! Она боится
— И она не видит человека, который ей хотя бы нравился?
— Видит, Ваше Высочество! Но боится, что может оказаться ещё одним разочарованием в жизни!
— Анна Карловна! Если всё время сомневаться и не предпринимать шагов навстречу своему счастью, то можно его упустить! Вы знаете имя предмета её чувств? Я могу узнать о нём много из того, что свету не ведомо.
— К сожалению, дочь моя таится от меня в этом! Знаю только, что в последний раз она видела его только третьего дня у Шереметевых.
Я ей не поверил, откровенно говоря. Ну, не может мать не догадываться о чувствах дочери, особенно если они проходят у неё на глазах. Похоже, просто защищает дочь. Боится, что навязанное замужество может её сломать окончательно. Что же — это тоже даёт пищу для размышлений.
Угадал я верно — эти два дорогих мне человека испытывали друг к другу нежные чувства, но боялись их показать. Это подтверждали наблюдатели. С одной стороны, смешно — ей тридцать, ему сорок пять, а ведут они себя как подростки, а с другой стороны — да так они будут танцевать вокруг, пока не состарятся. Пришлось столкнуть их лбами — фрейлина императрицы Анна Михайловна Воронцова отправилась осматривать Воспитательный дом в Псков, а генерал-аншеф Вейсман был одновременно послан в тот же Псков для инспекции, стоявшего там Ингерманландского полка.
На подъезде к Гдову карета Воронцовой сломалась, причём окончательно. Так что ей пришлось совершить своё путешествие в экипаже Вейсмана, который любезно предоставил эту возможность. Пусть Отто и проехал большую часть пути верхом, но это совместная поездка дала ожидаемый мною эффект. Эти двое перестали скрывать свои чувства от окружающих.
Вскоре я был почётным гостем на свадьбе Антона Ивановича Вейсмана с Анной Михайловной Воронцовой. Красивая пара получилась. Смотрели они друг на друга, просто не отрываясь. А какое тепло я ощутил, когда я случайно встретился глазами с невестой, а она мне беззвучно прошептала — «Спасибо»! Да, умная дочка у тётушки, всё поняла… А уж нерастраченной любви у новоиспечённых супругов оказалось достаточно, чтобы сломать привычки и преодолеть опасения друг друга.
После этого из Вейсмана можно было уже верёвки вить — он начал работать как минимум с утроенной силой, но вечером рвался домой — к любимой жене.
Все подготовительные работы закончились — следовало приступить уже к основной части работы по освоению новых территорий. Присоединённые к империи обширные степи Северного Причерноморья представляли собой фантастический ресурс для развития России. Чернозёмы, увлажнённые многочисленными реками, должны были дать огромные урожаи, и не только навсегда избавить нас от проблемы голода, но и обеспечить поступления от экспорта продовольствия. А полезные ископаемые, которые, как я точно знал, спрятаны в недрах этих земель, должны были дать новый толчок нашей промышленности.
Их заселение однозначно при любом порядке распределения земель, должно было резко увеличить наше население и финансовые возможности. Однако глупо идти по пути наименьшего сопротивления, если можно убить ещё сразу даже не двух, а множество зайцев.
Дополнительной задачей следовало считать привлечение иностранцев для заселения наших обширных пространств. Мы с мамой уже многие годы обсуждали способы, как нам увеличить население России, а значит и число налогоплательщиков. Сложно не понять, что желанная цель достигалась только двумя путями — приростом населения внутри страны, либо иммиграцией. Рост местного населения возможен через снижение смертности и роста рождаемости — для этого улучшалась медицина,
Ещё до созыва Уложенной комиссии, мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы изменить позицию мамы по вопросам приглашения в Россию иностранцев. Поводом к этому послужило её желание любой ценой привлекать новых подданных, что могло привести к появлению изолированной колонии немцев Поволжья.
Мне о поволжских немцах рассказывал ещё Пашка Гольдштейн. Его, человека с немецкими корнями, в детстве интересовало, как там образовались огромные немецкие территории, и как большинство населения там сохранило свой язык, традиции и культуру почти до самой Великой Отечественной. Причём перед самой войной немцы были оттуда выселены принудительно в Казахстан, ибо представляли конкретную опасность для государства. И ведь многие наши немцы решили, что им ближе сородичи из гитлеровского государства, чем русские, с которыми они жили бок о бок больше ста лет. Пашка-то такого поведения своих формальных родичей понять не смог, хоть и пытался.
Я был категорически против любых национальных автономий. Врезался мне в голову рассказ замечательной Светланы Ивановны, нашего с Пашкой финансового директора, что была родом из солнечного Душанбе. И из которого чудом сбежала вместе с мамой, бросив имущество и тело старшего брата, убитого местными националистами. Такие дела творились по всей стране — негодяи под национальными знамёнами вырезали русских и в Средней Азии, и на Кавказе.
Всем будет спокойнее, если, по крайней мере, национальной розни в моей стране не будет. Пусть это случится не на моём веку, пусть мне будет труднее, но мои преемники с этим злом не столкнутся. Никаких тебе Молдавий, Прибалтик или Закавказий у меня не будет. Это совсем не значит, что мы остановим экспансию, нет, просто в состав страны будут приниматься территории, только с чётким пониманием того, как они станут Россией. Альтернатив для меня нет.
— Я не понимаю, Павел, твоего желания ограничить приток иностранных переселенцев в Россию! Мы же с тобой много раз говорили, что нам нужны иностранцы и в большом количестве! В конце концов, не всё ли равно какая будет вера и язык у них, если они станут российскими подданными и будут платить нам налоги?
— Мама, я нисколько не против приезда к нам инородцев и иноверцев! Что я, не понимаю — ты была в точно таком положении, когда приехала в Россию! Ты стала русской царицей и стала по праву и сути! Ты скажешь, что вокруг тебя были в основном русские! Но даже в этом случае, ты могла продолжать вести себя как Пётр Фёдорович. Ты могла не принять веру и язык России и закончить как твой покойный муж и мой отец. Но ты была умнее его, и изменилась!
А вот новые переселенцы… Большинство из них, оказавшись в окружении соплеменников, даже не заметят, что теперь они живут в России, а не, к примеру, в Гессен-Касселе. И относится, к окружающим их русским, будут как к жителям других государств.
— Это пройдёт, сын мой! Через некоторое время они станут как их соседи.
— Конечно, маменька, как калмыки, например!
— Это дикий народ, который далёк от культуры и цивилизации.
— Ну, я, конечно, мог бы поспорить с тобой, что потомки Чингиз-хана менее цивилизованы, чем мы, но не буду. — я улыбнулся ей. — Вот тебе пример получше — посмотри-ка на ту же Чехию или Силезию. Тамошние славянские князья привлекали немцев для подъёма своей промышленности и сельского хозяйства. Они давали им особые права и привилегии. Цивилизованный народ привлекался для освоения необжитых земель и новых технологий. Надобность с них была действительно большая. А потом, почти вся Чехия и Силезия стали Германией, а чехи и силезцы — немцами, а их князья исчезли либо стали просто немецкими дворянчиками, такими же, как и прочие. Теперь же уже даже не Чехия, а Богемия стала частью Священной Римской Империи, а Силезия — Пруссии, и возвращать себе свою независимость и национальное сознание не собирались. А где их правители? Мелкие дворянчики среди прочих немцев… Ты для нас видишь такое же будущее?