Бедный Павел. Часть 2
Шрифт:
Риск был велик, с другой стороны, возможный выигрыш также был очень большим. Мы могли увеличить наши доходы от меховой торговли с Китаем примерно в десять раз. Причём сделать это в том числе за счёт наших соперников на этом рынке — Британской Ост-Индской компании. Это было заманчиво…
В целом, этот проект выводил в прибыль не только нашу меховую промышленность в целом, но и делал вполне окупаемой деятельность Шелихова в Америке. Давал возможность захватить китайский рынок пушнины полностью. Так что, я был практически вынужден согласовать план Губкина-Строганова, но с уточнением — контрабанду провозить под видом англичан, все действия представить
В Европе же план Мехового отделения был нацелен на захват розничного рынка, и только впоследствии на продажи. Здесь я мог помочь как в силу своего богатого опыта прошлой жизни, так и пересечения планов Севастьяна с моими.
— Дорогой тесть, Константин Николаевич! Присаживайтесь! — я встречал Маврокордата в кабинете, где уже был накрыто небольшое угощение. Он прибыл ко мне.
— Ваше Высочество! — отец Маши не отказался от бокала вина и лёгких закусок — это был знак особого внимания к старому дипломату, и он это прекрасно понимал, — Мы с Вами долго обсуждали сложившуюся сложную ситуацию в Европе. Наши отношения с Великобританией оставляют желать лучшего.
— Да они и изначально не могли быть основанием нашей политики, Константин Николаевич! Англичане никогда не стали бы нам активно помогать в европейской войне. Это для них слишком. Они готовы помочь на море, предоставить базы, но воевать за нас точно не станут. Хотя, что я Вам-то об этом говорю… — улыбнулся я.
— Конечно, Павел Петрович! Но всё-таки их поддержка наших интересов могла остановить многих в Европе. Однако я считаю переломным моментом в наших отношениях отнюдь не заговор Дашковой, и даже не наш отказ на письмо короля Георга — англичане напряглись ещё после нашей победы над турками. Слишком быстро мы победили и чересчур большие территории приобрели. А главное — мы действительно начали становиться соперниками Англии в Средиземноморской торговле.
— М-да, а учитывая их внимание к торговле с Китаем, то вскоре мы ещё больше разойдёмся — объективные интересы заставят…
— Безусловно! Также наша дружба с Пруссией имеет под собой два основания — взаимная нелюбовь к Австрии, а также Ваши и Екатерины Алексеевны личные отношения с Фридрихом II. По моему глубокому убеждению, эти основания слишком зыбки. Пруссия становится сильнее, а Священная Римская Империя слабеет. Притом мы не сможем приветствовать победу Пруссии над Австрией — нам равно неприятно будет подпадение Германии под власть любого из их скипетров. Нам-то как раз нужно сохранение status quo, пусть немцы воюют между собой, но победителя в этой битве быть не должно. Личные отношения, поверьте старику, всегда заканчиваются тогда, когда они становятся невыгодны!
— Согласен, Константин Николаевич, но как же союзник Австрии в Европе — Франция? Именно против этого альянса мы и сближаемся с Пруссией.
— Я не вижу здесь опасности для нас, Ваше Высочество! Франция дружит с Австрией только против Пруссии. Французы считают цесарцев существенно менее опасными для своих интересов на Рейне, чем пруссаков, а австрийцы боятся Фридриха значительно более чем кого-либо. Против нас такой союз не сыграет — мы далеко от Франции, а, следовательно, для неё малоопасны.
Наше влияние на Средиземном море уже немного волнует Людовика, но пока не сильно. Ему ещё рано переключаться на нас — у него есть Англия, которая отняла французские колонии в Америке и Индии, и именно эта рана беспокоит его больше всего.
— Так в чём тогда Вы видите проблему?
— Исключительно в союзе Пруссии и Австрии против нас. Фридрих бредит Королевской Пруссией и Данцигом, а мы раз за разом лишаем его столь желанного приза! Мария-Терезия не могла простить старому Фрицу Силезии, которую Пруссия отняла у неё в войне, и именно это всегда помогало нам вбивать клин между ними и не допускать подобного содружества. А вот молодой Иосиф уже не страдает от этой потери, он ищет новые земли, новую славу и вполне может договориться с пруссаками.
— Согласен с Вами, дорогой тесть. Но пока Вы сообщаете мне достаточно очевидные факты, которые мы с Вами много раз обсуждали. Единство Империи и Пруссии — это наш ночной кошмар. К ним вскоре смогут присоединиться Швеция, Турция, а возможно, и Британия. Как точно эти шакалы поймут, что нам тяжело — непременно ударят.
Польша сейчас наше больное место — яблоко раздора с соседями. Но разделить её, что успокоит наши отношения и перенесёт центр напряжения от наших границ в Германию для нас очень неприятно — Польша — это наш рынок товаров и только наш. Отдать большую её часть соседям означает потерять деньги, которые нам очень нужны — из них мы финансируем развитие промышленности и заселение территорий.
К тому же Польша содержит нашу армию. Почти сорок тысяч солдат Румянцева в Галиции и двадцать тысяч Олица в Курляндии кормятся и одеваются исключительно за польский счёт. Нами было потрачено столько сил на принуждение сейма и короля Станислава на принятие таких условий и что же, теперь отказываться от этого?
А значительное усиление соседей и приближение их к нашим границам? Вейсман с Бауром с ума сойдут — война, которая будет идти на территории России, ослабит нас значительно больше, чем битвы на земле соседей. Польша сейчас нам желанна и как буфер с германской Европой. Нет, потеря Польши, безусловно, крайнее решение.
— Итак, Павел Петрович, нам требуется отвлечь мысли молодого Иосифа от Польши на другие направления.
— Что, Германия или Турция?
— Да, или всё сразу, Павел Петрович! Однако для этого необходимо, чтобы мы для Империи стали друзьями, именно с которыми они будут дружить против Пруссии.
— Но как? Мы далеки от такого! Наши отношения с Марией-Терезией нельзя назвать дружескими. Кауниц обижен на нас из-за нашего союза с Турцией и занятия нашими войсками Галиции! То, о чём Вы говорите, дорогой тесть — это новый дипломатический переворот!
— Так вот, Ваше Высочество! Я нижайше прошу Вас освободить меня от поста вице-канцлера Российской империи и назначить меня посланником в Вене. Я уверен, что такое действие будет под силу только мне! — он вынул из своей папки прошение и церемонно протянул мне. Я вертел его в руках.
— А как же Коллегия иностранных дел? Как же подготовка к созданию Приказа? Как же отношения с Турцией, Францией? Всё же на Вас держится, Константин Николаевич!
— Обресков Алексей Михайлович введён мною в курс моих личных сношений, а в создании Приказа он понимает даже больше моего — именно он готовит все документы. Он вполне справится! — пожилой грек грустно улыбнулся, — Я стар и болен! Скоро я покину этот мир! Не спорьте со мной, Павел Петрович! Я знаю, о чём я говорю! Мне недолго осталось! — тон моего главного дипломата был достаточно безапелляционным и я, поморщившись, не стал ему активно возражать.